Книга Портрет обнаженной - Геннадий Сорокин

– Ты поосторожнее будь, – предупредил я коллегу. – В модельном бизнесе нравы жестокие. Надышишься всякой дрянью, выйдешь из строя, с кем я буду убийство Луизы раскрывать?

– Сейчас, погоди…

Садыков отодвинул трубку и сказал кому-то, вошедшему в кабинет:

– Вещи из квартиры не пропали, так что вынеси постановление об отказе в возбуждении уголовного дела… Ну и что, что платье какой-то гадостью облили? Постирает – как новенькое будет. Алло, алло, Андрей! – вернулся он к разговору. – У тебя по Каретиной ничего нового нет? Как появится – звони, я ждать буду.

26

Для уточнения деталей я вызвал Чистякову Елену.

– С максимальной точностью расскажи, во что были одеты гости Каретиной.

– С себя начать или с Луизы? – нисколько не удивившись, переспросила она.

– Начни с Кутиковой.

Девушка пожала плечами: с нее так с нее.

– На Кутиковой были практически новые индийские джинсы «Стейтон», с подковой на этикетке. Их распространяли среди передовиков производства на заводе «Строймаш» и в НИИ машиностроения. Госцена – семьдесят рублей, на базаре стоят около сотни. Джинсы не престижные, вытираются плохо. Одним словом – ширпотреб, подмена настоящей «фирмы» на индийскую жвачку. Батник на Кутиковой был знатный, но не новый…

Так же подробно она описала Лапшину, Веселова, Долженко, покойную Луизу и своего брата. Для всех у Елены нашлось колкое замечание.

– Долженко напялил на себя джинсы старшего брата «Супер Пэрис». Старье с замками внизу штанин. Вы видели такие джинсы с замками? Из них можно «бананы» делать. Когда я училась в школе, это был писк моды, а сейчас – отстой, хлам. Ими только ворон пугать.

– Помнится, «Супер Пэрис» на базаре стоил триста рублей. Я хорошо запомнил цену, так как у меня мать в 1983 году получала сто десять рублей. Две получки бы на одни джинсы не хватило.

– Так это когда было! Три года назад. Мода быстро меняется. Сейчас вся продвинутая молодежь «варенки» носит, а всякие там «пирамиды» уже не в цене.

– Перейдем к Шершневой. Во что она была одета?

– Как всегда, в безвкусный хлам. На ней была цветная блузка старушечьих расцветок и черная юбка на резинке. Бедра-то у Вали как у взрослой женщины, вот она и не может носить обтягивающее. Юбка-карандаш на нее не налезет.

– Я не силен в моде для пожилых женщин. Объясни, что значит «старушечья» расцветка?

– Темный фон, на нем яркие цветы: алые маки, розы и голубенькие цветочки, не знаю, как называются.

– Опиши подробно ее юбку.

Чтобы не вызвать подозрений, я во время допроса специально останавливался на одном из предметов гардероба каждого из участников вечеринки. Если Чистякова, проанализировав мои вопросы, попытается понять, кто именно из гостей меня интересует, то у нее ничего не получится, или она утвердится в своем мнении, что я подозреваю в убийстве Кутикову.

– Давайте я лучше нарисую, – предложила девушка.

Уверенно и быстро она нарисовала юбку Шершневой в двух проекциях: вид спереди и вид сзади.

– Елена, ты талант! – похвалил я. – Тебе надо в модельеры идти, а ты в художники-оформители подалась.

– На модельера надо в институт поступать, а у меня нет никакого желания пять лет на учебу тратить. Как я юбочку нарисовала? Все детали отметила.

Девушка улыбнулась. Был бы я помоложе, покраснел бы от такой многозначительной улыбки. Но годы работы в милиции научили меня прятаться под панцирь безразличия. Внешне я остался невозмутимым и слегка задумчивым, а про себя подумал: «Если бы мне надо было временно изолировать не Кутикову, а Чистякову, сделать это было бы проще простого. Позвал бы ее к себе, она бы с радостью согласилась, проверила бы на практике: как оно – со взрослым мужчиной живется?»

– Теперь давай обсудим твой наряд, – с легкой поддевкой сказал я.

– Отстой, – сразу призналась Чистякова. – Ни одной фирменной вещи на мне не было – вот что значит родиться в пролетарской семье! Все люди как люди, а я в перешитых тряпках пришла. Вельветовую юбку мне мать из старого халата выкроила. Представьте, были когда-то времена, когда в магазинах вельветовые банные халаты продавали, и их никто не брал. Чтобы совсем не позориться, я на эту юбку аккуратненько пришила кожаную этикетку от джинсов «Шериф». Получилось классно! Если к строчкам на этикетке не присматриваться, то можно подумать, что у меня юбка с базара. С кофточкой было труднее, но я на нее пуговицы с рубашки брата перешила, и она стала похожа на фирменную.

– Брат не возмущался, что ты его вещь испортила?

– Он был в ярости, с кулаками набросился, но я успела закрыться в ванной и через дверь пообещала ему, что застучу родичам, когда он в следующий раз ночью пьяный придет, и он успокоился. Рубашка у брата была не совсем фирменная, но пуговицы у нее – классные. Брат, кстати, хотел ее продать – она ему была маловата, но не успел. Как говорится, в большой семье клювом не щелкай!

Чтобы совсем запутать Чистякову, последний вопрос я задал о Волкове.

– Паше на шмотки было наплевать. Если бы он захотел, родители бы его одели по высшему разряду, но Волкову это было не надо. Он в обычных брюках ходил, как мужик сорокалетний.

Почти инстинктивно я захотел посмотреть под стол, на свои ноги, но сдержался. Чистякова уловила мой несостоявшийся порыв, но расценила его по-своему.

– Вам бы вареные джинсы подошли. Я знаю магазин, где кооперативные вещи продают. Хотите, вместе сходим?

– Не хочу. Мне не нравятся протравленные хлоркой штаны.

– Вы что, «варенки» – это реально писк моды.

– Я не мышь, пищать не умею.

Поблагодарив свидетельницу за ценные советы по обновлению моего гардероба, я проводил Чистякову до выхода из райотдела и занялся текущими делами. Вечером с задания вернулись Горбунов и Далайханов. Я положил перед ними рисунок Чистяковой.

– Мне нужна такая же юбка. Цвет черный.

– Какой размер? – уточнил практичный Иван.

– Шершневу видел? Ориентируйся по ее габаритам.

– Юбка на резинке, – посмотрев пояснения к рисунку, сказал Далайханов. – С размером в талии мы не ошибемся, а как насчет длины? Шершнева эту юбку надевать не будет?

– Упаси бог! Я же не стриптиз-пьесу собираюсь поставить, а пьесу-реконструкцию.

– Новое в драматургии! – засмеялся Горбунов. – Ты сам такое название придумал?

– Название мое, а замысел я позаимствовал у одного американского писателя. У него в конце каждого произведения сыщик Ниро Вульф собирает в кучу свидетелей и подозреваемых у себя в кабинете, проводит допрос и называет убийцу. Убийца, естественно, тут же признается.

– Читал я про этого Вульфа, – припомнил Айдар. – Фамилия автора Стаут, а имя какое-то чудное, на собачью кличку похоже.