Книга Портрет обнаженной - Геннадий Сорокин

– Плевал он на Валюшу! – Я припомнил последнюю встречу с Волковым. – Выйдет и не вспомнит о ней. Но к черту любовь! Как с юбкой прокатило?

– Я сгонял на обыск домой к Шершневой, изъял настоящую юбку, отдал следователю. На ней, кстати, кровь не светится. Меринов поворчал, что мы без мухлежа не можем, но потом все оформил правильно: время обыска под реконструкцию подогнал, и теперь комар носа не подточит.

– Вы где кровь для юбки взяли? – спросил заместитель Садыкова.

– Это я на мясокомбинате разжился, – похвалился Айдар. – Кровь бычья, первый сорт! Когда я при начальнике цеха хорошую юбку кровью обрызгал, тот подумал, что я умом тронулся.

– Не проболтается? – забеспокоился Федор.

– Он сосед моей тетки, надежный мужик. Каждый праздник тетку колбасой снабжает.

– Ну, еще по одной! – предложил Садыков. – За удачу!

Мы выпили, и только тут, в Центральном РОВД, я почувствовал, что меня отпустило, руки перестали предательски дрожать.

– Мужики, – признался я, – если бы вы зна- ли, в каком напряжении я пребывал в последние секунды. Когда Шершнева заговорила, у меня камень с души упал. Я даже готов был расцеловать ее. Теперь-то она никуда не денется, а там, в спортзале… Сказала бы Валюша: «Идите, чуваки, на три буквы!», и мы бы пошли. Уперлась бы рогом: «Юбка не моя. Я подругу не убивала», и все, ничегошеньки бы мы не сделали. Доказательств-то прямых нет!

– Забудь про то, что было! – загалдели коллеги. – Пьесу мы разыграли по высшему разряду, и результат просто не мог быть другим. Не может никакой убийца противостоять слаженной работе уголовного розыска.

– За нас! – поднял я тост. – За оперов!

30

К концу недели руководству райотдела стали известны подробности реконструкции. Малышев долго не раздумывал: вызвал Бирюкова и посоветовал ему найти другое место работы.

– Я не могу позволить, чтобы у меня в коллективе работал человек, чья племянница – воровка. Срок тебе – до Нового года. Не переведешься – уволю к чертовой матери!

– Не сможете, нет такого закона, чтобы за племянницу из органов увольнять, – дерзко ответил участковый. – Племянница – это не дочь и не сын, я за нее не в ответе.

– Вот ты как заговорил, – с угрозой процедил сквозь зубы начальник милиции. – Законы, значит, знаешь?

– Николай Алексеевич! – остановил начальника милиции парторг отдела. – Товарищ Бирюков избрал неправильную линию поведения, и мы его поправим. Валерий Петрович, если до конца года вы не сниметесь с учета в нашей партийной организации, то в начале января я проведу партийное собрание и поставлю перед коммунистами отдела вопрос о вашем членстве в партии.

– Партия-то здесь при чем? – насупился Бирюков.

– Как коммунист вы несете моральную ответственность за племянницу.

– Валерий Петрович, – вступил в разговор замполит отдела. – Вы, кажется, не осознали всю серьезность вашего положения. Во время проведения следственного эксперимента вашу племянницу обвинили в ряде краж, в том числе у преподавателя художественного училища Осмоловского. Прокурор города приказал провести проверку, и если факты подтвердятся, то вы не только партбилет на стол положите, но и погон лишитесь.

Проклиная всех «лаптевых» на свете, Валерий Петрович помчался по знакомым начальникам искать новое место службы. В Заводском РОВД ему предложили должность дежурного в медвытрезвителе. Бирюков, не раздумывая, согласился.

Служба в медицинском вытрезвителе считалась в милиции самой непрестижной. Перейти из участковых инспекторов в дежурные по вытрезвителю означало скатиться по карьерной лестнице в самый низ. Следующей стадией было только увольнение.

Бирюков проработал в вытрезвителе до пенсии. Все его попытки восстановиться в должности участкового к успеху не привели.

Дня через два после реконструкции я встретился с Кутиковой.

– Как обещал, – я протянул ей фотографию, обнаруженную у Каретиной.

Света взяла карточку, повертела в руках и вернула мне.

– Оставьте у себя, на память. Мне эта фотография не нужна.

Я довольно долго хранил фотографию Кутиковой – вначале на работе, в сейфе, потом дома, спрятав среди страниц любимой книги. Весной 1989 года я познакомился с Лизой и, перед тем как пригласить ее в гости, привел квартиру в порядок – ликвидировал все следы пребывания других женщин в моем жилище. Фотографию Кутиковой я сжег. Объяснять будущей супруге, кто эта голая пионерка и когда я ее видел в последний раз, мне совершенно не хотелось.