Книга Сыщик, ищи вора! Или самые знаменитые разбойники России - Александр Бушков

Но и того, что накопали, оказалось достаточно, чтобы Елизавета велела немедленно арестовать Бестужева и нескольких его сообщников из мелкоты. Однако старый лис успел сжечь абсолютно все компрометирующие бумаги – и известить об этом Екатерину.

Так что следствие оказалось в тупике. Улик не имелось ни малейших, а подозрения к делу не подошьешь. Вопреки обычаям того времени никого из арестованных, от Апраксина до мелкоты, не пытали – есть подозрения, что круг заговорщиков был гораздо шире, чем нам сейчас известно, и те влиятельные люди, что остались в стороне, как раз и обеспечили столь гуманное ведение следствия, чтобы кто-нибудь, оказавшись на дыбе, не развязал язык.

Елизавета дрогнула и заколебалась. Самолично допросив Екатерину, сочла ее ни в чем не виновной. Вызвала Александра Шувалова и спросила: может, Апраксин потому и молчит, что за ним нет ничего? А коли молчит, остается последнее средство – освободить…

Шувалов поехал в родную контору, велел привести Апраксина и наверняка с большим сожалением – такая рыба из рук выскальзывала – сказал:

– Осталось нам с тобой, Степан Федорыч, последнее средство…

Далее произошло нечто анекдотическое: Апраксин решил, что под «последним средством» имеется в виду как раз пытка. Испугался настолько, что его стукнул то ли инфаркт, то ли инсульт – упал со стула, а подняли уже неживого. Столь легкомысленный эпитет для его кончины я употребляю потому, что лично мне его нисколечко не жалко: никчемный был человечишка, совершеннейшая бездарь как полководец, высоких воинских званий и высших орденов удостоился исключительно благодаря тому, что водил тесную дружбу с Алексеем Разумовским, Иваном Шуваловым и канцлером Бестужевым. Да вдобавок долго прослужил в Семеновском полку, одном из двух престижнейших гвардейских. Весь его военный опыт – это два года войны с Турцией (1737–1739), где он был на десятых ролях в чине секунд-майора (тогдашнее майорское звание, как позже капитанское вплоть до революции, делилось на две степени: секунд-майор и премьер-майор, уже как бы «полный»). Не за что его жалеть, право…

Мелкоту выпустили. Единственный, кто остался под замком, – Бестужев. Его давние враги не могли пройти мимо столь удобного случая. И добились того, что бывшего канцлера в конце концов приговорили к смертной казни. Правда, не за реальные прегрешения – их-то как раз доказать не удалось – кто бы и когда выдавал расписки в получении взяток? Поэтому обвинили в «оскорблении ее императорского величества», в том, что Бестужев был горд и жаден, докладывал наследнику и его супруге всякую неправду о государственных делах и всячески отвращал их от «любви и почтения» к императрице. Ну не было конкретики – а разделаться хотелось, благо было за что…

Разумеется, в соответствии с «мораторием» Елизаветы его не казнили. И в сибирскую ссылку не отправили – всего-то навсего лишили всех чинов, званий и орденов, сослали в его же собственную подмосковную деревушку. Можно сказать, отделался легким испугом. Воспрянувший духом Бестужев до того обнаглел, что накропал книжицу под названием «Стихи, избранные из Священного Писания, служащего к утешению всякого христианина, невинно претерпевающего злоключения». Невинной жертвой он, стервец, недвусмысленно выставлял себя, любимого…

Петр III о Бестужеве не вспомнил – у него были гораздо более важные дела, хотя бы заключение мира с Пруссией. Был он гораздо умнее, чем принято думать («черную легенду» о его скудоумии создали Екатерина и ее сторонники), и руководствовался государственными соображениями: союзники Россия и Пруссия представляли в Европе нешуточную силу, не зря Екатерина позже в отношениях с Пруссией не отменила ничего из достигнутых Петром договоренностей, возвращенную им Фридриху Восточную Пруссию так за Фридрихом и оставила, хотя имела всю возможность переиграть – Восточная Пруссия была еще битком набита русскими войсками.

Вот Екатерина, придя к власти, Бестужева быстренько из ссылки выпустила и вернула ко двору – явно в благодарность в первую очередь за то, что он успел сжечь все бумаги по заговору и не дал ни на кого никаких показаний. Однако никаких должностей все же не дала – у нее имелись свои сторонники и любимчики, которых следовало вознаградить, в том числе и должностями, а Бестужев, рассуждая прагматически, по причине преклонного возраста уже мало пользы мог принести. Он прожил еще четыре года, потом помер своей смертью – и черт с ним, откровенно-то говоря…

Люблю я и нередко применяю «метод Валишевского». Что за метод? Да ничего сложного или загадочного. Историк-любитель Казимир Валишевский им часто пользовался. Будучи чистокровным поляком, вынужденным по каким-то политическим делам эмигрировать, он, по идее, не должен был питать любви к России, однако в начале XX века написал немало книг по русской истории, до сих пор издающихся. Пока русские историки старательно переписывали друг у друга «черные легенды» об Иване Грозном, Валишевский написал самую объективную на то время биографию Грозного. И в конце чуть ли не каждой главы уточнял: «Давайте посмотрим, что в это время происходило в Европе». И выкатывал такой список европейских кровавых безобразий, что Грозный на их фоне выглядел сущим ангелом кротости, белым и пушистым…

Вот этот метод и применим. Что происходило в XVIII веке в Европе? Да то же самое…

Почти повсюду в государственную казну запускали загребущую лапу то фавориты, то люди, стоявшие близко к трону (во Франции этим особенно грешили королевские братья). Там же, во Франции, официально и легально продавалась должность члена парламента (игравшего в стране роль Верховного суда). Охотников ее купить было немало – поскольку она давала «иммунитет» от судебного преследования. Дюма в романе «Виконт де Бражелон» описывает реальную ситуацию: молодой король Людовик XIV всерьез разгневался на всемогущего министра Фуке, но даже он не мог собственной волей его арестовать – Фуке помимо прочего был членом парламента, а парламент своих не сдавал и при малейших обидах своим членам мог поднять и вооруженный мятеж, что порой случалось. Так что Фуке хитрыми обходными маневрами привели к тому, что он продал свою должность, лишившись неприкосновенности, и моментально с превеликой радостью арестовали…

Кроме того, во Франции самым законным образом можно было купить полк солдат. За исключением нескольких особо привилегированных гвардейских частей, живших на королевское жалованье, обычные армейские полки были своего рода частной собственностью своих полковников, потому что полковник на свои деньги кормил, обмундировывал, вооружал и снаряжал полк. Любой желающий, если имелись предложения, мог купить себе полк (разумеется, если он был благородным дворянином).

В Англии чуть ли не до конца XIX века, опять-таки официально и легально, продавались патенты на офицерские чины (за исключением, правда, генеральских). Любой, пусть даже не имевший никакого военного образования и ничего в военном деле не смысливший, мог патент купить – ну понятно, при условии, что он не просто располагал нужной суммой, а был «джентльменом».

И прекрасно просто, что в тогдашней России не было парламента! Иначе прибавилось бы лихоимства…

Так уж повелось в просвещенной Европе: в уголке практически любого парламента сидела, мило улыбаясь, Тетушка Коррупция, и вид у нее был самый цветущий…