Книга 8, 9 — аут - Владимир Буров

— Почему?

— Просто понимают, что больше некому. Вы не поверите, я иногда тоже так думаю. Это я убил.

— Вы говорите серьезно?

— Да, к сожалению, да.

Анна доела свою Столичную, и пригласила подполковника танцевать.

— Моя любимая, — сказала она. — Ла шатэ ми кантаре.

В углу, на противоположном конце зала сидел Мэр, Павел Александрович, со своей второй женой Пестелиной Николаевной. Его восстановили в Мэрах, и, чтобы поехать сюда, пришлось взять отпуск.

— Но зачем мне брать отпуск? — спросил Павел Александрович, — я лучше никуда не поеду. Ведь с меня сняты все подозрения. Или я неправильно понял?

— Да, можно считать, что вы невиновны, — сказал представитель то ли из округа, то ли из Москвы, но… как бы вам это сказать…

— Скажите просто.

— Просто? Просто это еще не доказано, — ответил агент. — Вы должны поехать на этот массовый боксерский турнир Волга-Волга.

— Не понимаю, что я буду там делать? — сказал Мэр.

— Вы помните главный девиз спортивных состязаний? Нет? Тогда я вам напомню:

— Главное не победа, а участие.

— Знаешь, что еще хорошо? — сказала Пестелина Николаевна.

— Что? — спросил Павел Александрович.

— В нашей камере… прости, в нашем номере люкс есть кондиционер. Представляешь?

— Конечно. Я ведь там живу вместе с тобой, — ответил Павел.

— Кстати, твоя бывшая жена тоже здесь.

— Да, вероятно. Ведь она занимается боксом.

— Кстати, как ты думаешь, меня они не подозревают?

— Не думаю.

— Почему?

— Ты бы не смогла убить человека.

— Ты ошибаешься.

— Вот как? — удивленно сказал Павел, переворачивая антрекот. Надо было посмотреть, не пережарен ли он снизу. — Ты способна на убийство?

— Я не знаю. Думаю, что нет. Но, — она движением указательного пальца предупредила вопрос мужа, — многие говорят, что да, могу. — Дама взяла пальчиками карэ ягненка. Из него слегка сочилась кровь. — Я заказывала медиум.

— Это не медиум.

— Ты в этом разбираешься?

— Медиум розовый, но без крови.

— Откуда ты знаешь? В нашем ресторане кроме Цыплят Табака, Пельменей в Горшочке и Котлет по-Киевски ничего другого не бывает.

— Пробовал в командировке.

— Когда?

— Прости, я не помню. Ты мне лучше скажи, кто сказал тебе, что ты способна на убийство? — спросил Павел.

— Доктор, — ответила Пестелина.

— Что за Доктор?

— Знаешь, что, пожалуй, не буду возвращать эту ягнятину.

— Конечно, ешь, — ответил муж. — Если ты любишь убивать, то с мясо с кровью тебе понравится. И да: кто все-таки этот Док, который разбирается в убийствах?

— Доктор Фрейд.

Муж отрезал слишком большой кусок антрекота, и поперхнулся.

— Не помню, чтобы он это говорил, — наконец вымолвил Мэр, и приподнял бокал с красным вином.

— Думаю, ты читал не все. А так только, некоторые огрызки, как говорят сейчас некоторые историки культуры.

— Дорогая, — сказал Павел Александрович, — еще Гермес сказал, что ничего, кроме фрагментов, мы не видим.

— Почему?

— Потому что само яблоко Адам съел еще в Раю. Сюда попали одни огрызки. Мне очень жаль…

— Да нет, я понимаю, — сказала Пестелина, — но, тем не менее, уверена, что ты не все читал. В каждом человеке есть ген, требующий все больше убийств. Просто он не активирован. Но он есть.

— У кого он есть?

— У индейцев Майя он был включен. Каким-то образом он был включен. И не только. Практически все войны обусловлены включением этого гена.

— Как же он включается? — спросил, можно сказать, самого себя, Мэр.

Пестелина ответила:

— Не знаю за все случаи. Но некоторым достаточно показать фасоль и Кьянти, как этот смертельный ген у них тут же включается. Они начинают искать кого-нибудь на ужин. Вообще, все, кто любит мясо, я думаю, потенциальные убийцы.

— Да, я тоже так думаю, — сказал Павел. — Этот ген человеку включили для того, чтобы зверь ел мясо. А потом этот зверь, по Дарвину, превратился в человека. Превратиться-то превратился, но ген большой любви к мясу с кровью у него так и остался. Удивляюсь только, как ему удается оставаться невидимым?

— Думаю, он просто нападает, на кого захочет. Никто не знает, где его ждать, — сказала Пестелина.

— Но отпечатки пальцев рук, ног когда-то все-таки должны оставаться. Он должен когда-то, например, уронить нож, или написать на стене:

— Просто я очень этого хотел.

— Ты прав. Не существовало бы Шерлока Холмса, если бы убийцы не оставляли следов. Что-то должно оставаться.

Кстати, у тебя есть пистолет?

— Да, мне выдали Глок и наплечную кобуру.

— Ты ее надел?

— Конечно. Это обязательное условие.

— Покажи.

Мэр откинул полу пиджака, и даже вынул блестящий Глок из желтой кобуры. — Есть еще две запасные обоймы.

— Так много? — удивилась Пестелина. — Предполагается перестрелка, что ли?

— Так положено. Никто не согласится играть роль подсадной утки, без возможности защититься.

— Так мы, это… что, подсадные утки?! — ужаснулась Пестелина.

— Я разве не говорил? — спросил Мэр. — Просто так бесплатных путевок не бывает.

— Тогда мне надо было тоже выдать пистолет, — сказала дама.

— Ты не умеешь стрелять.

— Я не умею?! Да я биатлоном занималась пять лет. Пока училась в школе, и потом в институте еще два года.

— Это очень мало.

— У меня первый разряд. Если бы я больше ездила по соревнованиям однозначно получила бы мастера спорта.

— Для меня женщина стрелок только та, которая была, по крайней мере, чемпионкой мира. Как по телевизору. Или Олимпийской чемпионкой. А так…

— Хорошо, давай проверим. У тебя есть глушитель?

— Есть, конечно. Если я начну здесь стрелять, как ковбой в салуне, народ не поймет.

— Чего не поймет?

— Не поймет, что так поступать целесообразно даже в целях безопасности общества.

— Хорошо. Наверни мне глушитель. Я попаду отсюда в летящую на водой чайку.

Мэр посмотрел в иллюминатор.

— С другой стороны.