Книга Город Солнца. Стопа бога - Евгений Рудашевский

Смешно сказать: если бы Шустов не замолвил за него пару слов, если бы не подкрепил свои слова щедрым взносом, местные буддисты, пожалуй, не стали бы мириться с вольностями Джерри. Он любил санскрит, всё индийское и бурятское, не стеснялся об этом говорить и без должного почтения носил новое, принятое вместе с обетами ланкийское имя, а здесь такое поведение не приветствовалось. В другой ситуации его бы не спасло даже безупречное знание пали и смиренное отношение к самым закостенелым традициям.

Размышляя об этом, Джерри вышел на улицу. Отнёс сумку Максиму. Приложил к ней свой адрес и позвал всех, включая Диму, зайти к нему на чашку чая, однако ещё два дня никого из них не видел. Не переживал из-за этого. Вернулся к переводу текстов, работу над которыми начал на пике Адама. И только обеспокоенно вспоминал Диму – мальчик после переезда в Канди выглядел совсем измученным, кажется, у него начался жар.

Наконец Джерри решил, что Максим удовлетворился найденным и вовсе уехал из Канди. Сергей тоже любил неожиданно исчезать. Потом, объявившись через несколько лет, мог с порога непринуждённо, без приветствий, возобновить однажды прерванный разговор. Джерри забавляло его поведение, и он с удовольствием принимал эту игру – порой встречал Шустова заранее подготовленными записками.

Как бы там ни было, в воскресенье Максим постучал к нему в дверь. И по тому, как он смотрел, как говорил, Джерри сразу понял, что тайна отца не принесла ему ни радости, ни облегчения. Зайти на чай Максим отказался. Попросил Джерри прогуляться с ним по набережной.

Поглядывая на суетливых черепашек и проплывавших рядом уток с причудливыми красными наростами на голове, Максим с грустью поведал, что Дима второй день лежит в лихорадке. Аня даже вызвала врача, однако тот лишь продал им антибиотики, пить которые Дима пока не решался. Аня теперь круглые сутки не отходила от брата. Их номер в отеле превратился в больничную палату.

Джерри был уверен, что Максим зашёл к нему отнюдь не за советом по медицине, и всё же порекомендовал по утрам отпаивать Диму настоем кориандра, а днём давать ему куминовую воду с кусочками имбиря. Признался, что сам лечится так от всех простуд уже многие годы.

После этих слов они какое-то время молчали. Прошли мимо гудевших повозок с мороженым и расставленных по земле тарелочек с горевшими очистками кокоса. Наконец добрались до куда более тихого и тенистого восточного берега; с этой стороны движение было не таким шумным.

Максим не знал, как начать разговор, ради которого пришёл на самом деле. Джерри решил ему помочь. Достал из запястного мешочка блокнот, сделал в нём запись, вырвал и спрятал в кулаке записку, а затем с улыбкой рассказал, как на окраине Канди ещё двести лет назад можно было встретить вольных слонов – они разгуливали по округе, ничем не стеснённые, а к нынешним дням исчезли все до единого. Теперь желающие увидеть этих прекрасных гигантов должны были отправляться в питомник за сорок километров отсюда.

– Неудивительно. Слонов считали вредителями. Их отстреливали, и с большим удовольствием. – Джерри взглянул на поскучневшего Максима. Знал, что взаимное молчание лишь усугубит его замкнутость, поэтому продолжал говорить: – Они опустошали поля, мешали людям расселяться. Один английский чиновник провёл тут три года, убил почти семь сотен слонов. И только…

– Расскажите об отце, – прервал его Максим. – Каким он был? – Произнёс это грузно, преодолевая сомнения и недоверие к собственным чувствам.

Джерри с жалостью протянул ему записку: «Сергея никогда не устраивала единственная игра в городе». Максим не сразу открыл её, а прочитав, смял и с затаённой злостью сказал:

– Вы не ответили.

– Я уже говорил тебе, что знал о Сергее не так много.

– Вы знали о нём явно больше, чем я. Этого достаточно. Так что ответьте. – Максим повторил: – Каким он был?

– Попробую объяснить. – Джерри почувствовал, что Максим готов в любой момент развернуться и уйти. Долго не знал, с чего начать. Наконец сказал: – Сергей часто размышлял о поведенческом диапазоне человека.

– Что? – поморщился Максим.

– Да. Твой отец говорил, что у каждого из нас – свой диапазон поступков и переживаний, о полной ширине которого никогда не знают другие, а порой не знаем и мы сами. И конкретный участок этого диапазона, как бы это сказать… активируется – да, хорошее слово! – так вот, он активируется в зависимости от ситуации, в которой ты оказался. У кого-то в поведенческий диапазон включены злость, предательство, коварство, однако они могут всю жизнь оставаться в тени, если для их пробуждения не подобралось соответствующей ситуации. И человек живёт всеми уважаемый, вдохновляющий на благие поступки. Точно так же в диапазоне могут оказаться безграничная доброта, геройство, самопожертвование, а человек в итоге живёт мелким крючкотвором или воришкой – так никогда и не узнаёт о вершинах, на которые мог бы подняться. Просто не подобралась правильная ситуация. Понимаешь, о чём я?

– О Магеллане, который попал в эпоху туристических лайнеров. О леди Годиве на обложке таблоида. И об Александре Македонском, родившемся в семье якутских эвенов.

– Хах! – грохнул Джерри и разразился долгим давящимся смехом. – А ты не так уж плохо знал своего отца. Сергей действительно называл эти имена. Правда, пример с леди Годивой не самый удачный. Лучше уж Жанна д’Арк. Ещё он называл капитана Блада.

– Блада? – Кажется, Максим не слышал об этом персонаже.

– Да, любимая книга его детства. Почитай, тебе понравится.

– Сомневаюсь.

– Напрасно! Я тоже читал. Занимательная. По разным причинам. История благородного пирата, грабившего и убивавшего только испанских негодяев, всегда державшего своё слово и даже в жутких пиратских условиях остававшегося галантным и добросердечным. Сколько жизней он спас, сколько бедолаг уберёг от падения!

– Очень интересно, – поморщился Максим.

– Так вот Сергей говорил, что для героизма нужны соответствующие условия. И капитан Блад провёл бы унылую, малоинтересную жизнь в захудалом Бриджуотере, если бы не восстание Монмута и если бы не ошибочный арест самогó Блада, который угодил в рабство на Барбадос только из-за того, что честно выполнял свой гражданский долг. Вот! – Джерри радостно хлопнул в ладоши. – Если бы не соответствующая ситуация, он бы никогда не показал всю полноту своего благородства.

Максим остановился в небольшой рощице на берегу, возле которой расхаживали пеликаны. Сюда же часто съезжались молодожёны, но сейчас, к счастью, рощица пустовала, и никто не мешал им говорить.

– И ведь как часто бывает, – продолжал Джерри, – человек чувствует к себе отвращение, пытается изменить себя, не понимая, что изменить нужно саму ситуацию, вывести себя на другие фрагменты своего поведенческого диапазона.

– И вы в это верите?

– Я нахожу это логичным. И по-своему красивым. А главное, объясняющим очень многое.

– «Его система ошибочна. Однако она всё объясняет и к тому же одобрена церковью», так? – с лёгким прищуром спросил Максим.