Книга Владыка иллюзий - Танит Ли

Владыка Ночи поскакал мрачными окрестностями Драхим Ванашты, через рощи серебряных деревьев. В лиге от города конь споткнулся. Повалившись на землю, бедное животное издохло почти мгновенно.

Лишившись коня, Азрарн пошел пешком. Он шагал, ничего не замечая вокруг. Холмы, покрытые хрустальными цветами, ручьи и речки, переливающиеся цирконами, далекая линия скал, неизменно розовая, словно окрашенная закатом. Сейчас вся эта красота не могла тронуть Владыку Ночи.

Невидимые часы отсчитывали время и сообщали о приближении солнца к горизонту.

Возможно, Азрарн думал о Владыке Смерти, но Улум не распоряжался мертвыми, кроме тех случаев, когда они принадлежали ему по договору. Впрочем, Азрарн мог думать и о Чузаре, но Чузар со своими играми был слишком далеко, недоступный Повелителю Демонов.

За пределами города возвышался лес черных деревьев, на их черных ветвях рос мягкий черный мех, а на земле между деревьями виднелись бледно-желтые огоньки первоцвета, которые светились сами и освещали деревья. В этом лесу Азрарн пришел в себя и спрятался в его темноте. А лес запел песню без начала и конца, и эта мелодия заполнила весь Нижний Мир. А если бы она прозвучала в Верхнем Мире, то убила бы все живое своей печалью.

И это тоже было отражение Владыки Ночи, потому что сам он не произносил ни слова. Его царство горевало вместо него.

Но вот солнце опустилось за край мира. Лес ослепительно блеснул и зашипел, будто сквозь него пролетел метеор. Это Азрарн отправился наверх в Белшевед, где люди убили ту, которую он любил.

Толпа к тому времени разбежалась, оставив Данизэль одну на белом мостике к западу от золотого храма.

Люди, прозрев, и в самом деле покинули Белшевед после захода солнца, лишь несколько безумцев все еще печально бродили меж колоннад. Кроме них остались еще жрецы, дрожавшие в своих кельях, бормоча молитвы и предчувствуя свою гибель. Буря разразилась в небесах, ветры погнали по улицам оставшийся мусор.

Солнце, спустившись с последней ступеньки лестницы в пространство под миром, бросило последний луч на землю. Пурпур остывающего железа вспенился на востоке, и над миром разлилась чернота.

Последняя вспышка — и солнце ушло, оставив после себя лишь тлеющую золу, которую тут же смел ветер. У ног Данизэль встала ночь, глядя на нее тысячью глаз.

Властелин ночи, князь демонов, Владыка Тьмы оказался бессилен. Вся его мощь и власть не могла уже что-либо изменить. И Азрарн поклялся оправдать хотя бы одно из своих многочисленных черных имен.

Он встал на колени, поднял девушку и выпрямился, держа ее на руках. Азрарн вел себя крайне странно. Он склонился над лицом Данизэль и поцеловал ее веки, после чего они медленно поднялись и ее безжизненные глаза взглянули на него, будто она только проснулась. Но вот серебряные ресницы потянули веки вниз, и глаза опять закрылись.

Владыка Ночи перенес девушку с мостика в тот сад у озера, где они встретились впервые. Он посадил ее на холодную хрупкую траву, отвернулся и посмотрел вдаль, на другой берег озера, отражающего ночные звезды.

Для эшва горе, как и любовь, являлось искусством и выражало душевный восторг. Эти дети грез и тени купались в горе, тонули в нем, пили его и пьянели. Но ваздру могли излечить горе только кровью. Ваздру редко горевали и еще реже плакали. И Азрарн, правивший ими, самый что ни на есть истинный ваздру, не мог изменить своей сути. Лишь маленькая чудесная страна, принадлежавшая ему, могла оценить его гнев и отчаяние. Его боль была невыразима. Он напоминал того, кто хотел бы кричать, но не имел голоса, кто получил смертельную рану, которую не мог излечить ни один врач. Таким стал Азрарн, подаривший миру чувственную любовь, кошек и самую запутанную паутину зла. Вот каким его сделало страдание.

Его лицо побелело настолько, что опаляло темноту, а сухие непроницаемые глаза (это просто счастье, что в них ничего нельзя было прочесть) горели черным пламенем.

Вслух Азрарн очень спокойно произнес:

— Белшевед я втопчу в землю, которая извергла его. А земли вокруг Белшеведа я превращу в бездонный кратер. И да не поднимется в нем ни одного живого ростка, пока не пройдет десять веков.

Сама ночь, казалось, вздрогнула при его словах. Бессильный изменить то, что уже свершилось, Азрарн все еще мог сделать очень многое. Ночь, почва, деревья и сам воздух услышали его слова и затрепетали.

— Ни одно самое маленькое, самое ничтожное растение не прорастет, — повторил Азрарн все так же мягко. — И ни один человек не поселится здесь, пока не минет дважды по десять веков.

Услышав это, Белшевед погрузился в кромешную тьму. Ветер испуганно задохнулся и стих. Озеро почернело. Азрарн стоял и обдумывал обещание, которое произнес, словно смаковал отравленное вино.

Но внезапно во тьме появился осколок света. Слабая искорка неуверенно скользила вдоль кромки озера по направлению к окаменевшему демону.

Азрарн взглянул на эту искорку и проклял ее за то, что она напомнила ему Данизэль, когда та в их самый первый день шла навстречу своей судьбе, держа в руке зажженный фонарь. К его изумлению, пламя не дрогнуло под его проклятием, лишь вспыхнуло сильнее, будто соглашаясь с ним. И поплыло быстрее.

В конце концов Азрарн все понял. Он вышел из тени деревьев и ждал, когда подойдет к нему мерцающий свет. Это была Данизэль, ее призрак или душа. Она вышла из туманных областей, расположенных под миром, где в те дни угасали души, такая же, как и прежде, разве что став теперь прозрачной, словно тончайший фарфор. Она была призраком, хотя ее молодая кожа, серебряные волосы и вся ее красота были воспроизведены трогательно и точно.

И она произнесла:

— Господин, я знаю, что ты здесь, и пришла, чтобы найти тебя.

Именно такими словами Данизэль встретила его в ту ночь. Эти слова поразили Азрарна, словно меч, и вызвали такую боль, словно он был пронзён сразу семью мечами с семью каплями яда на конце каждого. Азрарн ответил ей с гневом, который не вынесло бы ни одно живое существо:

— Что ж, радуйся теперь, Белая Дева. Ты не хотела повиноваться мне, предпочла остаться здесь, и это уничтожило тебя. За это проклятый город будет тоже уничтожен.

— Зачем ты хочешь уничтожить Белшевед? — удивилась душа Данизэль. — Это месть за мою смерть?

— А ты как думала? — спросил он в ответ и отвернулся от нее. Азрарн нечасто скрывал свое лицо, обычно он делал это, когда хотел обмануть. Но на этот раз он никого не обманывал.

— Не надо ради меня уничтожать Белшевед, — попросил призрак Данизэль. — За меня не надо мстить. Ты видишь, я жива, хоть и не такая, как прежде. Из всех душ моя — самая живая, она уверена в своем существовании, потому что душа солнца посетила меня еще в утробе матери.

Казалось, умерев, Данизэль наконец узнала о себе все.

— Зачем ты заступаешься за этот муравейник? — спросил Азрарн, не обращая внимания на ее пробудившееся знание, потому что это его больше не касалось. — Твои убийцы не заслужили снисхождения.