Книга Мистика русского православия - Роман Багдасаров

Типичный храм из тех, которые возводились запорожскими казаками. Церковь Архистратига Михаила. Вторая половина XVI в. Перенесена из с. Дорогивка на Киевщине

_223

Так обстояло дело с точки зрения клерикальных властей, но следует учесть, что, будучи выборным главою монашеско-рыцарской регулы92, кошевой обладал и духовной властью Generalis93. Любой служитель, не исключая начальника сичевых церквей, мог быть без проволочки удален из Коша и заменен более подходящим. Необходимость хранить военную тайну, диктовавшая придирчивый отбор клира, дала повод доминиканцу Оскольскому обвинить казаков в том, что они «не допускают к войску своему священников и потому недостаточно думают о Боге». В Сичи между тем подвизалось иночество и иерейство не только других епархий, но и других восточных церквей, а также гонимые отовсюду нонконформисты типа «дикого попа», отца Кирилла Тарловского, архитектора и бывшего духовника императрицы Елизаветы Петровны.

В 1686 году киевский митрополит Гедеон узурпировал назначение духовенства. Межигорский монастырь послушался и отозвал братию, однако следом направил жалобу своему бывшему насельнику — Всероссийскому патриарху Иоакиму. Ответная грамота от 5 марта 1688 года утвердила ставропигиальное94 подчинение запорожцев. Согласно каноническому праву, Московский патриархат просто не мог предоставить большей свободы. Но в XVIII веке церковная администрация империи дала понять, что не потерпит и намека на духовную автономию своей потенциальной паствы, которой она считала запорожцев. Святейший синод сделал все, чтобы лишить сана епископа Милетского Анатолия, согласившегося возглавить Запорожскую автокефалию.

Акафист и гак

Церемониал и дисциплинарная практика Войска были ориентированы на монастырско-орденские порядки. Торжественно справлялось Рождество Христово, особо чествуемое в духовно-рыцарской среде (кстати, на этот праздник 1678 года произошло чудесное спасение спя-224 _

щих казаков от проникших в стан турок). Так же выделялись Покров Пресвятой Богородицы, дни Архистратига Михаила, Николая Чудотворца и апостола Андрея Первозванного. Описание инспекционного объезда 1772 года изобилует множеством богослужений, происходивших по ходу ревизии. Источники свидетельствуют о строгом соблюдении поста (12.02.1762 года, например, по причине наступления 1-й седмицы Великого поста было отложено судебное разбирательство), постоянном предпочтении рыбной пищи мясной, благочинном поведении при совершении церковных служб, о регулярных пожертвованиях и тайном выкупе единоверцев из неволи. Дважды в год (мирного времени) казаки отправлялись «на прощу» по святым местам и близлежащим обителям.

Исполнение неписаных законов обеспечивалось суровой системой наказаний: битьем киями, столбовой смертью, железным гаком95, казнью преступника преступником. Вопреки правительственным распоряжениям 2-й половины XVIII века, запрещавшим местным властям выносить смертный приговор, уголовников в Новой Сичи не только за разбой, но и за кражу «вешали, и у столба убивали, и на кол живых сажали». Запорожцы не собирались передоверять «войсковую справу» гражданской администрации: вершить суд над рыцарем мог лишь его compagnon d’armes96, а не бюрократическая машина.

«Хотя в Сичи, — писал патер Китович, — жили люди всякого рода — беглые и отступники от всех вер, — однако там царствовали такая честность и такая безопасность, что приезжавшие не боялись и волоска потерять с головы своей». Сичевики шутили, что обмануть даже черта, если он иногда попадал им в товарищи, считалось грехом. Отвага, неустрашимость казаков вызывали похвалу и у противника. «Можно уверенно сказать, что нельзя найти на земле людей более смелых, которые бы так мало заботились о своей жизни и так мало боялись бы смерти», — отмечал официальный летописец Османской империи Мустафа Найма (ок. 1652–1716).

Казнь железным гаком пленных поляков в Османской империи. Фрагмент французской гравюры. 1833

Как же столь ярко выраженный тип витязя оказался вне религиозного диапазона современников? Чем продиктованы печатные отзывы о запорожцах как о неистовых «ребеллизантах»97 (митрополит Петр Могила), людях «никакой веры» — «religionis nullius» (Адам Кисель), «без религии» — «sine religione» (униатский митрополит Рутский), «не имеющих страха Божия» (московские думные дьяки в передаче Эриха Лясоты)?

Здесь нужно выделить три причины:

1) политическая. Окружающим Кош государствам выгодно было поддерживать версию о религиозной индифферентности Запорожья. Лишь после окончательного распыления Сичи сепаратистские идеологи Украины и Польши, а также имперская историография России попытались (каждый в своих целях) использовать феномен запорожского рыцарства;

2) социокультурная. Кошевое товарищество, будучи независимым воинским союзом, стояло вне законов гражданско-религиозной системы. Личная и общественная жизнь запорожцев для стороннего наблюдателя выглядела как цепь повторяющихся кощунств, сплошное издевательство над обыденным рассудком. Причину, по которой сознание сичевика ни он сам, ни окружающие не осмелились бы назвать «обыденным», мы охарактеризовали бы как

3) аскетическую. Она коренится в неординарной религиозности прошедшего эффективную инициацию98 казак-запорожца. Даже при условии немногочисленности воинов такого типа (характерников), воплощаемый ими героический идеал оказывал серьезное влияние на остальных казаков. Ведущую роль на пути от виртуальной инициации к эффективной играла психодуховная практика «хранения заповедей», тесно связанная со смертью «ветхого» человека в рыцаре и воскресением в нем «нового», Пасхой (по-гречески «переход», «освобождение»). «Насколько за каждую заповедь человек терпит смерть, по произволению, настолько приходит в большее познание и созерцает