Книга Воспоминания о будущем - Кэт Патрик
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Люк как ошпаренный спрыгивает с моей кровати и начинаетодеваться.
— Мне пора бежать, — торопливо говорит он. — Родители,наверное, уже волнуются.
Нашарив ногами свои ботинки, Люк встает, потом наклоняется ицелует меня в губы — прямо на глазах у моей мамы.
Это сильно.
Он натягивает куртку, машет нам с мамой на прощание ивыбегает из моей комнаты. Я слышу, как он проносится по лестнице, выскакиваетиз дома и с грохотом захлопывает за собой дверь.
— Извини, — говорю я маме, когда мы остаемся одни. — Я дажене думала, что сейчас так поздно.
— Все нормально, милая, — говорит она, гладя меня по голове.— Люк хороший мальчик.
Мне кажется, будто я слышу нотку ревности в ее голосе, но,возможно, это не так.
— Да, и он мне очень нравится, — отвечаю я. — Кажется, я еголюблю.
Я готова к тому, что мама сейчас прочитает мне нотацию опервой любви, целомудрии и прочее-прочее, от чего нам обеим будет стыдно, ноона этого не делает. К моему удивлению, она просто говорит:
— Я знаю.
Она обнимает меня и уходит, а я остаюсь одна в комнате,переполненная счастьем этого дня, и сожалею только о том, что не смогусохранить его навсегда.
Поэтому помимо письма одному человеку я пишу еще одно, самойсебе, и только потом отпускаю этот чудесный день в небытие.
Алекс Морган никак не хочет отойти от своего шкафчика.
Передо мной стоит простая задача: просунуть запечатанныйконверт через вентиляционную решетку в дверце шкафчика Алекс, оставшись приэтом незамеченной.
Я не знаю, что написано в запечатанном письме, и, честносказать, не очень-то стремлюсь узнать.
Вчерашняя я составила некий план. Коварный, таинственныйплан, о подробностях которого не упомянуто даже в сегодняшней записке. Кто ятакая, чтобы вдаваться в детали, рискуя испортить все дело?
За последние две минуты Алекс Морган уже трижды накрасила губыблеском — можете поверить мне на слово, впервые в жизни я не преувеличиваю.Появляется Люк, который хочет, чтобы мы поскорее шли обедать. Я поражаю его доглубины души, размазывая по губам старый, давно высохший, блеск, случайнозавалявшийся в недрах моего шкафчика.
Толпа в коридоре редеет, но Алекс Морган продолжаетлюбоваться своим отражением. Наконец какая-то чирлидерша окликает ее, и черезнесколько минут мы с Люком остаемся почти одни в коридоре.
— Стой на шухере, — приказываю я, и Люк давится смехом. Ящипаю его за руку, а потом иду к шкафчику Алекс Морган, с опаской поглядывая посторонам.
Вытаскиваю конверт из заднего кармана джинсов, легкопросовываю его сквозь решетку и слышу, как он с шелестом падает внутрь.
Фуф, надеюсь, этой искры будет достаточно, чтобы возжечьпламя, которое спалит интрижку мистера Райса с моей лучшей подругой Джейми! Я соблегчением подбегаю к Люку, и мы уходим, взявшись за руки.
— Слушай, а почему я не стала ничего предпринимать, а простоподбросила анонимное письмо Алекс Морган? — спрашиваю я, когда мы идем черезпарковку.
Как ни странно, на улице почти нет ветра, и это почему-томеня беспокоит. Как-то слишком спокойно. Будь я гадалкой, то непременно сказалабы, что это не к добру.
— Да ты просто обленилась, — отвечает Люк, улыбаясь мне наослепительном солнце теплого весеннего дня. Мы смеемся, и я на время забываювсе свои тревоги, потому что не могу думать ни о чем, кроме Люка.
Люк так обрадовался отсутствию ветра, что решил устроитьпикник. Я покладисто согласилась, потому что, по большому счету, мне все равно.Быть рядом с ним где угодно все равно лучше, чем остаться одной... и думать.
Я жду в минивэне на парковке у гастронома, пока Люк покупаетвсе необходимое.
Что же он там так долго?
Жарко.
Весеннее солнце печет через ветровое стекло, жара инеподвижность, вступив в преступный сговор, замедляют мое дыхание, расслабляютвсе мышцы и затуманивают взор.
Я невидящими глазами смотрю, как нечто юное и расплывчатоевходит в магазин со свертком в руках, а потом выходит обратно. Вижу, какразмытое облако в униформе вихрем влетает внутрь, очевидно опаздывая на своюсмену.
Мои мысли лениво переползают к весеннему балу. Сегодня вшколе повсюду расклеены ярко-зеленые афиши, извещающие о том, что в выходныебудут танцы. Люк пока не приглашал меня, но я уверена, что еще пригласит.
Отбросив эти мысли, я снова обращаю свое рассеянное вниманиек наблюдению за людьми. Вот высокий сгусток тумана неспешно вплывает внутрь.Через несколько минут два маленьких облачка, разбросав руки в стороны, беспечнонесутся к входу в магазин, по пути гоняясь друг за другом.
Я сокрушенно качаю отяжелевшей головой, тревожась за детей,оставленных без присмотра.
Появившееся в окне лицо резко возвращает меня кдействительности.
Через минуту я пойму, что эта женщина, скорее всего, матьдвух разбушевавшихся мальчишек. Через минуту я обращу внимание на то, что ееминивэн, стоящий на соседнем месте, практически идентичен машине Люка, исоображу, что она «просто рассматривала новую модель», как она сама прокричит набегу, бросаясь догонять своих сорванцов. Через минуту мое сердце успокоится иперестанет частить.
Но сейчас я оцепенела. Меня до смерти напугало большое лицо,зажатое между сложенными ковшиком ладонями, и пристальный взгляд, пытающийсяразглядеть внутренность машины сквозь тонированные стекла. Я машинальноблокирую двери, безотчетно отшатываюсь подальше от двери, чтобы незнакомка немогла схватить меня.
Незнакомка?
Схватить?
Меня?
В первый момент я думаю, что схожу с ума.
Но потом в голове у меня что-то щелкает, и я понимаю, чтоэто не так.
Я смотрю, как женщина отходит от машины и бросается догонятьсвоих мальчиков, но не вижу ее. Должно быть, мои глаза и мозг продолжаютфункционировать сами по себе, потому что я бесстрастно отмечаю, как женщина иЛюк проходят мимо друг друга и как он с улыбкой приближается к минивэну,помахивая на ходу полным пакетом из магазина.
Но я его не вижу. Я не вижу Люка — я вижу только своевоспоминание.
— Отвези меня домой, — тихо приказываю я, прежде чем онуспевает сесть за руль.
Люк пытается возразить, но потом подчиняется. Еще черезкакое-то время я захлопываю дверь машины и, не отвечая на его «увидимся позже»,бегу в свой дом, прочь от его обиженного взгляда, твердя себе, что это пустяки.
Растерянность Люка и его детские обиды — все это простоерунда по сравнению с тем, что ждет нас впереди.