Книга Невеста без места - Наталия Кочелаева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Шахматы. Шашки. Карты. Желаете?
– А работать? – заикнулась Вера.
– Хм, после такого обеда? Не-ет, голуба, сегодня отдых на полную катушку! В криббидж умеешь играть? Нет? Научим!
– Спасибо, я...
– Да не стесняйся! Нет так нет. Я радио послушаю, у меня приемник есть. А ты спать ложись или там чего по хозяйству шустри. Книги в доме тоже есть, ты не думай! – наивно похвастался Лапутин. – Там, в холле, в шкафу целая связка лежит.
Связка не связка, но кипа книг была значительная. Подобраны они были странно, и смысл этого подбора Вероника поняла, когда в одной нашла лиловый штемпель «Районная библиотека, г. Малосердобск», а рядом еще один – «Списано». Попадались занятные: «Поэзия Магриба», «Из филиппинской поэзии ХХ века», «Поэты Мексики»... Разноцветные ветхие томики она унесла с собой в комнату, прилегла на кровать и, невольно прислушиваясь к звукам из гостиной – Ярослав Алексеевич слушал трансляцию хоккейного матча, – раскрыла один, загадав мысленно на свою судьбу.
Звонаря я нынче повстречал нежданно,
он сказал, что хлеба мало соберем,
что богатая кузина за Хуана собралась
и что преставилась Сусанна.
Мы давнишние друзья со звонарем.
Он поведал, как любил во время оно,
и басил, и хохотал, как молодой.
И, косясь на катафалки, оживленно
вспоминал былых красоток поименно, —
жизнь и смерть переплелись в беседе той.
«Мой сеньор, а ваша свадьба?» —
«Что ты, милый!» —
«Ждете зиму? Так она почти пришла». —
«Коли будешь жив, старик, порой постылой,
когда смерть меня обнимет над могилой,
ты ударь, звонарь, во все колокола...»
– Спасибо вам, Рамон Лопес Веларде, – поблагодарила Вероника. – Веселенькое пророчество...
Сказала и вздрогнула. Почти неощутимое дуновение пронеслось по комнате, и сразу же стало заметно холодней. Окно раскрылось? Нет, деревянные рамы закупорены наглухо, даже не похоже, что они могут открываться. Или дверь распахнулась где-то?
– Однако холодновато, – пробормотала Вера и натянула на плечи плед. Шерстяной клетчатый плед – он был теплым, словно кто-то нарочно его согревал. Судя по звукам из гостиной, трансляция матча закончилась, заиграла музыка. Вероника начала задремывать, и в дреме привиделся ей кто-то спокойный, добрый и рассудительный. Лица его она не видела, а слышала только голос, и слова его звучали так:
– Ты попала в странную ситуацию, но держишься замечательно. Одно тебе стоит усвоить и запомнить: этот дом не так прост, как кажется. У него есть своя тайна, своя душа... Можно сказать, что тут живет Нечто, но кто-то или что-то обитающее в этом доме никогда не было ни мертвым, ни живым. Пожалуй, оно гораздо старше этих понятий... Но ты ему понравилась, и тебе нечего бояться.
А потом Вероника видела во сне огонь – яркое, непобедимое пламя, но обжигающее не жаром, а холодом...
А утром она полезла в сумку за косметикой и обнаружила очередной неприятный сюрприз. Псевдокожаное дно и подкладка были аккуратно разрезаны. Из сумочки изъяли бумажник и мобильный телефон. Деньги, паспорт... Все пропало. Она даже заплакать не смогла, просто села на кровать и полчаса провела в прострации. Не хотелось разговаривать, двигаться, не хотелось готовить завтрак и видеть Лапутина. Хотелось лечь, накрыться одеялом и умереть. От невыносимо острой тоски Вероника принялась раскачиваться и тихо ныть сквозь зубы – из стона рождались неконтролируемые, жалобные слова:
– Господи, ну за что ты так со мной? Ну что ж я тебе сделала-то, Господи? Ну да, я тряпка, я дурочка, у меня ничего за душой и ничего на душе, да зачем же меня так добивать-то? Мамочка, миленькая, зачем ты меня оставила, ну ма-ама, мамочка, кто ж за меня заступится теперь, кто меня пожалеет?
Ей наконец удалось взять себя в руки. Выстонав свое отчаяние, Вероника почувствовала прилив сил. Причесалась, привела себя в порядок и вышла из комнаты. По дому грохотали печные дверцы и заслонки – Ярослав развел бурную деятельность, топил печки, насвистывал что-то канареечно-бессмысленное. Пожалуй, стоит покормить его завтраком, прежде чем выяснять отношения, – бабушка не раз говорила, что с сытым мужиком разговаривать сподручнее.
– Завтрак тебе, голуба, удался. Молодец. Умеешь стряпать – в жизни не пропадешь. Ты сама-то чего не ешь? Аппетиту нет? Так вышла бы, погуляла вокруг дома. Хочешь, в снежки поиграем, снеговика сваляем? Да ты чего молчишь-то, а? Обидел я тебя?
– Ярослав Алексеевич, – набралась смелости Вероника. – Зачем вы меня сюда привезли? Вы же не собираетесь писать книгу, верно?
– Вот те раз, как же не собираюсь? А может, и напишу? Красота-то тут какая! Что-нибудь вроде Пришвина, или кто там еще про охотников писал? «Записки охотника», а?
– Тургенев.
– Точно, Тургенев! Возьму тебя в соавторы, – обрадовал Лапутин и засунул в рот куриную ногу. Целиком.
– Отлично. Так зачем вы меня сюда привезли?
– Говорю ж тебе – книжку писать. У меня пока вдохновения нет. Будем ждать, когда появится. А пока тут посидим. Тихо, и мухи не кусают. А воздух-то! Прямо хоть ложкой ешь!
– Скрываемся, значит?
– Ты не слишком много вопросов задаешь, голуба? Тебе денег дали? Дали. Условия договора соблюли? Соблюли. Месяц отдохни. Поняла?
Дружелюбно-панибратская физиономия депутата Лапутина неприметно изменилась. Не вальяжно-ласково он теперь смотрел – с нехорошим прищуром и улыбался оскальцем ровных, белоснежных зубов.
– Поняла, – кротко ответила Вероника. – Ярослав Алексеевич, а телефон у вас есть? Мне нужно сделать пару звонков, а я только что обнаружила, что мой мобильник – тю-тю. Сумку разрезали, наверное, пока мы с Сашей по базару ходили, телефон и бумажник украли.
– Ну? Это обидно. Не грусти, как только вернемся, я тебе такой телефон подарю – закачаешься! Самой последней модели, как бортовой компьютер на станции «Мир». А мой аппарат вон, на столике. Бери, когда надо.
Взяв не по-мужски крошечный телефон в руки, Вероника поняла злую шутку Лапутина. «Нокия» недвусмысленно объявляла о том, что сети нет. Нет, и, очевидно, быть не может. Не берет, не ловится, слишком далеко пролегают воздушные пути незримых волн, цепляются за верхушки сосен, не доходят до затерянного в лесу домика. Слишком крупна ячея невидимой сети. С лапутинским оскалом смотрит на Веронику чучело лисы, побитое молью, мексиканские поэты ждут в спальне, а над всем этим – снег, и серое низкое небо, и равнодушное, бессмертное божество.
* * *
Три дня подряд валил стеной снег, Лапутин не выпускал из рук бокал виски, радио журчало без умолку, и уже куча выдохшихся батареек громоздилась на шахматном столике. Вероника готовила, прибирала дом, читала стихи и плакала. Двое узников Марьяшкиных хором почти не разговаривали – с того момента, как Лапутин, посчитав, что радио и виски ему для развлечения недостаточно, облапил Веру на ходу в коридорчике, задышал жарко в ухо.