Книга Невеста без места - Наталия Кочелаева

Это был не сон – это было плавание в тумане, когда не видно берега, когда серая гладь воды и горизонта сливаются в одно целое, когда воздух так насыщен влагой, что все равно уже, вдохнуть его или впустить в легкие глоток воды, когда удивительное, блаженное равнодушие снисходит в душу, руки и ноги становятся мягкими, ватными и несется куда-то сквозь серую паволоку обморочная душа...

– Холодный берег, – сказала во сне Вероника.

«Вставать пора! Вставать пора! Семь утра! Вставать пора!»

Голос, выквакивающий эти веселые слова, сам веселым не был. Мерзкий механический голос с китайским акцентом. Хотя бог его знает, какой акцент у этих китайцев, живьем их никто не видел. Вьетнамцев на рынке полно, а вот китайцев – нет. Говорящий будильник «мейд ин Чайна» Веронике подарили друзья на прошлый день рождения. Сначала это показалось забавным. Женский голос выговаривал русские слова правильно, но звучали они нелепо. Сразу чувствовалось, что обладательница голоса не понимает смысла произносимых слов, просто механически повторяет чужие звуки. Еще в дурацком будильнике жили петушок, кричавший свое китайское «кукареку», китайская кукушка и китайские же незамысловатые фарфоровые мелодийки. Но Веронику угораздило уронить будильник, отчего в нем что-то испортилось и остался только механический голос. Время, впрочем, он объявлял исправно. Вот только было ли это достоинством?

Ох ты, как тяжело подниматься, когда за окнами такая темень и холод, и ветер кидает снежинки в окно – горстями, злобно так кидает и посвистывает... А нужно одеваться, и тащиться через сугробы к автобусу, и трястись в нем восемь остановок, и выставлять «точку», и целый день на ногах, на сквозняке, а потом проделывать все эти действия в обратном порядке! Но завтра у Вероники выходной, в автобусе трястись будет сменщица, а она останется в постели – спать до полудня. После займется постирушкой да состряпает что-нибудь долгоиграющее, вроде плова, чтобы несколько дней завтракать и ужинать разогретым, а в награду себе за хорошее поведение съест припасенное накануне пирожное, посмотрит кино по телевизору и ляжет спать пораньше... Хорошо!

Вероника чистила зубы, умывалась, причесывалась, мысли же текли своим чередом. Вот только плохо то, что завтра еще придется ехать к бабушке. Зачем? Затем, что у нее валенки есть. Зимняя погода установилась только к середине декабря, снег толком так и не выпал, но уж подморозило – только держись! Сегодня Вероника еще как-нибудь простоит в сапогах, но в последний раз. Вот и валенки пригодились, выходит, правильно их бабуля хранила. Не слушала внучку, когда та забегала в гости и зудела: зачем весь этот хлам на антресолях хранишь, только моль от них да пылища, фу! Упрямая старуха только губы поджимала. Непривычна была раскидываться добром.

– Вот погоди – меня выбросишь, тогда и все выбрасывай, – отвечала внучке заученно. – Да не бухти! Глядишь, и сгодится... Мало ли куда жизнь забросит, как судьба повернется...

Бабуля Вероника, Вероника Андреевна, в честь которой и назвали внучку, знала, о чем говорит. У нее за строгими плечами и не по-старчески прямой спиной махрился и сурово серел плат, изношенный за долгие, многие годы, десять из которых она провела в Сибири, вместе с мужем. Сразу после войны и посадили. Зачем в плену был? Зачем не сражался с врагом до последней капли крови? А как ему было сражаться, если состоял дед в строительных войсках, и погнали их восстанавливать мост, а оружия не дали? Много ли навоюешь одной лопатой? Виноват, стало быть, что не погиб в плену. Так чего ж? Но ничего, потом оправдали, выпустили, дали хорошую квартиру. Оно и в Сибири можно было жить... Но холодно очень, а сама Вероника Андреевна из Астрахани родом, к холодам не привыкла, вот и напугалась на всю жизнь...

Тогда блестящая девочка Вероника, приезжавшая навестить бабушку, и думать не могла, что когда-нибудь понадобятся ей валенки и пуховая шаль, бережно хранимая в пятилитровой стеклянной банке – от моли, и не думала она, что будет покупать крем «Румяные щечки» – да что бы вы знали о щечках! Румяными они делаются, если легкой походкой продефилировать от лимузина до бутика, а от долгого стояния на ледяном сквозняке щечки (и нос тоже!) делаются иссиня-багровыми! Тогда еще не знала об этом Вероника. Тогда впереди была изумительная, прекрасная жизнь, наполненная цветами, и синими реками, и музыкой, и всевозможной романтикой, и новые платья в ней были, и косметика «Ланком», а не «Румяные щечки» фабрики «Новая заря», и мама была жива, и отец не получил седины в бороду, а беса, соответственно, в ребро!

Но что делать? Делать нечего. Что мы имеем, то мы имеем, как говаривал предатель Данила. Нужно одеваться и тащиться на рынок – зарабатывать хлеб насущный. Колготки теплые, носки шерстяные. Штаны простеганные, на байке. Шерстяной свитер – полинявший, зато теплый и родной! Пуховый платок взять с собой, уже на «точке» тщательно обернуть поясницу. Отвратительный зелено-лиловый пуховик. Шарф. Шапка у Вероники редкостная, сочетает удобство, тепло и красоту – ушанка на кроличьем меху. Самые стильные девчонки в таких ходят! Холодно – опусти уши, тепло – подними! Милое дело. Вероника оглядела себя в зеркале и привычно расстроилась. Во-первых, потому, что она такая туша – незаметно под стогом бесформенных одежд девичьей фигуры, хоть ты реви! Во-вторых, потому, что сглупила – оделась прежде, чем обулась, теперь тяжело будет нагибаться, втискивая шерстяные лапы в сапоги. Все же справилась и с этим, кряхтя и потея. На часы взглянула – мама дорогая! Да ей же пора бежать впереди собственного визга!

А вот не копалась бы, не размышляла бы за чаем, а потом перед зеркалом в ванной – может, и удалось бы сесть в автобусе. Тут как угадаешь. Слишком рано выходить нельзя – на базар селяне едут. Раньше их колхозниками называли и теперь иногда называют по старой привычке. Селяне везут свою снедь, что ими от трудов своих кропотливых на продажу приготовлено. Едут они до той же остановки, что и Вероника, но торгуют не в рынке, где надо деньги за места платить, а около. Там тоже надо платить, но какое же сравнение! Прямо на земле расставляют картонные коробки да всяческие жалкие приспособления для более или менее удобной торговли. Но мысленно Вероника называла их товары уважительно – дарами. Да и можно ли назвать иначе, скажем, темно-рудые свекольные горки и розовые горки картошки лучшего сорта «саратовский рубин». Или загадочные банки с маринованными огурцами и восклицательным знаком перевернутого вверх тормашками зонтика укропа. Или соленые, даже на вид поскрипывающие и, словно бы на стол просятся, подходящие, ладные-годные к любому застолью груздочки. Или связку звонко замороженных искристых судаков, от которых, как гордо заметила одна из торговок, «и душа и уха радуются»... Неосознанно Вероника радовалась дарам. Что-то земное, мудрое, глубокое и корневое заключалось в этой немудреной снеди. Даже в горьких, сиротских гроздьях калины. Даже в медовом разломе громадной тыквы, только что, кажется, примчавшейся с волшебного бала...

Селяне рано едут, им надо успеть места занять – конкуренция жесткая. Теперь вторая волна пошла – служащие и свои, товарки. Вот в промежуток попасть бы, тогда можно было бы рассчитывать и на сиденье.