Книга Кыш и Двапортфеля - Юз Алешковский

Ко мне подошли мальчишки и девчонки из пионерского патруля.

– Бедняга! – сказала девчонка, погладив Кыша по голове, и он лизнул ей руку.

«Значит, добрая», – подумал я.

– Теперь ему никакой шторм не страшен! – сказал один из мальчишек, а тот, у которого был бинокль, посоветовал мне сделать медаль, написать на ней «За спасение утопающего друга людей» и подарить Феде.

Мне сразу ещё больше захотелось с ними подружиться, хотя все они были старше, и я спросил:

– Знаете, что такое операция «Лунная ночь»?

– Выкладывай! – велел мальчишка с биноклем.

– Только отойдём в сторонку, – предложила девчонка.

Но перед тем, как рассказать им про мой план поимки варвара, я спросил, как их зовут.

Худого, белобрысого, но очень загорелого мальчишку звали Севой, другого, с биноклем, – Симкой, а девчонку – Верой.

– А как твоё полное имя? – спросил я у Севы.

– Севастополь. Дотошный ты человек! А его – Симферополь. Мы близнецы… Рассказывай.

Я выложил им всё про ночную засаду и предложил взять с собой фотокорреспондента. А ещё лучше – послать телеграмму в «Фитиль», чтобы приехали с кинокамерой, и мы бы все вместе застукали «художников».

– Нужна твоя операция «Фитилю»!..

– Одного или двух поймаем, а сотни будут себе разрисовывать наш Крым, как раньше! Мы хотим обезвредить типов почище твоих рисовальщиков.

– Ну, а что вы на это скажете? – Я в отчаянии от того, что они не заинтересовались моим планом, сообщил: – У павлина из хвоста украли два пера! Они считаются драгоценными…

– Ка-ак? – ахнули все трое разом.

– Вот так, – довольный, что их проняло, сказал я. – Федя, который спас Кыша, специально их вчера сосчитал, а сегодня двух недосчитался.

Оказывается, кипарисовский павлин, которого звали Павликом, был подшефным животным пятого класса. Они изучали его повадки, характер, составили «график распускания хвоста» и выяснили много интересного. О жизни Павлика было написано сочинение, которое так и называлось: «Жизнь павлина». Для него ребята сами построили летний дом, а зимой он жил в закрытой оранжерее…

– Я наизусть знаю все его пёрышки! – сказала со слезами на глазах Вера. – Надо их пересчитать. Вдруг ошибка?

– Это мы так не оставим! – сказал Симка.

– Раз уж он два пера выдрал, то ему ещё захочется. Надо около Павлика поставить пост, – предложил Сева.

– Только посекретней, чтобы не спугнуть того типа, – сказал я. – Кыш у меня – ищейка. Если нужно, он с удовольствием пойдёт по следу.

– Спасибо, Алёха, – сказал Симка. – Мы к тебе придём.

– А вы знаете, где я живу? – спросил я.

– Ха-ха! – ответила Вера. – Мы всё знаем.

Они забрали свои маски и ласты и ушли, а я пошёл будить всё ещё крепко спавшую маму. Кыш поднялся по лесенке и ждал нас наверху, подальше от моря.

31

Когда мы возвращались домой, к нам подошли две девушки и сказали, смотря на Кыша:

– Простите, это он? Тот самый?

– Бедняга!

– Молодец!

– Я бы на его месте умерла от страха!

Мама слушала все эти слова, ничего не понимая, и в конце концов мне пришлось рассказать ей, как волна смыла Кыша в море и как Федя мужественно спас его в самый последний момент от верной гибели.

Несмотря на то что всё страшное было уже позади и Кыш, просохший на ветру, бежал рядом с нами и радовался жизни, на маме после моего рассказа лица не было от переживания.

– Это я его проспала… Я этого себе не прощу, – сказала она.

– Ты ни при чём. Он сам виноват. С морем не шутят, – успокоил я её. – Вот, допустим, ты отвернёшься сейчас, а я возьму и спрыгну с мостика вниз. Ведь это же я буду виноват, а не ты. Верно?

– От твоих примеров мороз по коже продирает, – сказала мама. – А главное, меня пугает то, что каждый день происходит что-нибудь необъяснимое и странное.

Когда мы вернулись, Анфисы Николаевны не было дома. Кошка Волна спешила долакать из своей миски молоко. Я видел, как Кыш направился к Волне, виновато опустив голову и виляя хвостом. А Волна, изогнувшись, шипела, как будто остужала горячее молоко, и от миски отходить не собиралась. Кыш присел метрах в двух от неё и что-то миролюбиво проскулил. По-моему, он рассказал Волне, как чуть-чуть не погиб и что жизнь, оказывается, так прекрасна, что по сравнению с ней все их войны – чепуха и что нужно дружить и радоваться.

Волна, перестав шипеть, с большим удивлением слушала Кыша, а он, чтобы она не испугалась, пополз на животе к миске. Волна занесла было лапу, чтобы смазать Кыша по носу, но передумала, попятилась назад, а Кыш спросил у неё:

«Можно, я попью молока? Тут немного совсем осталось. Ведь мне сегодня было так страшно!»

Мы с мамой, стараясь не расхохотаться, наблюдали за ними и старались угадать, чем всё это кончится.

Волна, давая понять Кышу, что ей молока ни капельки не жалко, присела в сторонке, готовая в любой момент улизнуть. Я понимал, что кошка – это не собака, и так вот сразу подружиться с Кышем не может и что она всё ещё подозревает его в коварстве.

Долакав молоко, Кыш улёгся недалеко от Волны и с полным доверием к ней закрыл глаза: ему захотелось спать.

– Вот видишь, – сказал я маме, – они почти помирились и, может быть, теперь не будут устраивать ночью шурум-бурум.

– Посмотрим… посмотрим, – вздохнула мама.

32

После обеда мы гуляли по Алупке, и мама купила мне тёмные очки. Но смотреть сквозь них на Ай-Петри, деревья, цветы, и небо, и море мне не хотелось. Мне приятно было видеть всё в настоящем свете…

Потом мы поднялись к Верхней дороге. Под нами зеленели виноградники, а в них серели бетонные столбы, похожие на противотанковые надолбы. Над Ай-Петри всё ещё хмуро висели клочья чёрных туч. Погуляв как следует, мы спустились вниз и вышли на Верхнюю дорогу, когда в Алупке загорелись первые огоньки.

Подойдя к дому, я увидел почему-то убегавшего от нас по Светлой улице папу и крикнул:

– Папа! Ты куда? Папа!

Тогда он развернулся, побежал нам навстречу и, подбежав, спросил:

– Зачем ты кричишь на всю улицу?

– А зачем ты от нас убегаешь? – сказала мама.

– Я убегаю не от вас, а от инфаркта, инсульта, атеросклероза и прочей дряни, – объяснил папа, – и, главное, мне это начинает нравиться. Честное слово!

– Скоро ты станешь абсолютным чемпионом мира по бегу от инфаркта, – сказала мама папе, открыв калитку.

Они сели на лавочке перед домом, а меня мама попросила поставить чайник и накрыть на стол. Это означало, что у моих родителей секретная беседа. Я обиделся и, чтобы не думали, что я подслушиваю, включил радио, накрыл на стол и начал красными чернилами сочинять письмо Снежке. Я почти успел написать о спасении Кыша. Отвлёк меня папа. Он стал расхаживать по комнатам и долго рассматривал военные фотокарточки Анфисы Николаевны. Маме уже при мне он сказал: