Книга Мемуары "власовцев" - Александр Окороков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Встретившись со мною, Кнюпфер сказал: «Владимир Дмитриевич, я очень хотел, чтобы вы приехали ко мне работать». Инициатива собрать людей и дать им работать вместе принадлежала Кнюпферу и Лейббрандту[40] (1). С последним я познакомился еще в Париже, в марте 1941 г. Мы встретились в гостинице. Лейббрандт был в коричневой форме партийца с погонами капитана, и первые его слова были: «Владимир Дмитриевич, мысленно снимите с меня эту форму, и будем говорить на равных». Мы довольно долго беседовали. Это было прощупывание со стороны Министерства Восточных земель. Таким образом, в марте 1942 г. я поступил на службу в Министерство Восточных земель, прибыл в Вустрау и проработал там до мая 1944 г.
Как-то в один из майских дней меня вызвал Кнюпфер и сказал, что, по его данным, я буду в ближайшее время арестован. «Мы делали общее дело, — добавил он, — и если вас арестуют, это будет ощутимый удар по нашему делу. Советую вам подать в отставку». Что я и сделал. Это было время, когда уже начали сажать верхушку НТС.
Я благодарен Кнюпферу за все, что он сделал для нас.
Спустя некоторое время я все же попал в тюрьму. Правда, отчасти по своей инициативе. А дело было так. Когда начались аресты руководителей НТС, я решил, что надо попробовать объяснить немцам, что это ошибка. Фактически я ничего не терял, т. к ждал ареста со дня на день. И я поехал в Шитц, в Центральное управление государственной безопасности. Присел у входа на скамейку и через дежурного вызвал знакомого мне сотрудника Управления — Дедио. С ним я познакомился еще до войны — во Франции. Это был следователь, который допрашивал меня в Париже. В отличие от других членов НТС, которые были в то время арестованы и допрашивались в тюрьме, например, Редлих — в Праге, мой допрос проходил в гостинице. Дедио угощал меня кофе, коньячком, мы мирно беседовали. Позже я узнал, что у него была прямая связь с Прагой. Все, что я говорил, оперативно проверялось с показаниями пражских арестованных. На помощь этого Дедио я и рассчитывал в этот раз. Я попросил его походатайствовать о моей встрече с каким-нибудь чином Управления, чтобы объяснить, что аресты руководства НТС ошибка. Он привел меня к начальнику 4-го отдела службы, ведающей иностранцами, — генералу Вольфу. В кабинете, кроме меня и генерала, находился еще полковник. Я говорю генералу, что аресты наших людей — недоразумение. Дело в том, что цель у нас одинаковая — мы боремся против существующего в России режима. Работа ведется в основном на ту сторону. А так как каждый русский человек чувствует себя русским человеком и чтобы он не идентифицировал нас с вами, мы действуем так, чтобы он чувствовал, что мы действуем не по вашему приказу. Именно поэтому мы добиваемся значительных результатов.
Вольф выслушал меня и, бросив реплику: «Оригинальная идея», спросил: «Если у нас общие цели, то как же понять, что в ваших листовках говорится, что нужно бороться не только против Сталина, но и против Гитлера?». «А как же иначе? — отвечаю я. — Если против Сталина — значит против любой диктатуры. Должна же быть какая-то логика и последовательность действий». «Тоже оригинальная идея, — отвечает генерал, — но дело даже не в листовках и не в том, что вы призываете к борьбе против Штлера. Ваше преступление в том, что вы налаживаете связь с нашими министерствами, проникаете туда, пытаетесь организовать и повести наших людей за собой. Вы используете их не против нас, но и не для нас. Тем самым вы отлучаете их от нас. А сейчас ни один человек не имеет права быть не с нами. А что касается вашего преследования, то как раз это помогает вам отмежеваться от нас. И я сейчас предоставлю вам такую возможность — отмежеваться от нас». Он встал, пожал мне руку и передал приказ полковнику арестовать меня.
Конечно, это была безумная попытка, но я чувствовал, что иначе не могу поступить.[41]
Первые вести о Власове
В конце 1942 года в Киеве появились первые экземпляры русской газеты с упоминанием Власова. Хотя большая часть этих газет была заполнена обычной нацистской пропагандой, которой уже никто не верил, измученные колониальной политикой немецких оккупантов люди с жадностью читали те скупые извещения, в которых говорилось о бывшем советском генерале, бросившем вызов советским олигархам и начавшем организацию сил для борьбы с большевизмом. Как всегда бывает, слухи немедленно начали дополнять фантазией те незначительные факты, которые сообщались. Уже появились «очевидцы», которые видели целые дивизии Власова, борющиеся с большевиками, и утверждали, что Власов чуть ли не поставил ультиматум немцам с требованием немедленно изменить их оккупационную политику и предоставить власть местному населению и т. п.
Каждая группа населения по-своему воспринимала эти волнующие новости: русские принимали их на веру безоговорочно, украинцы, всегда и во всем видевшие козни Москвы, верили мало или относились враждебно к самой возможности возникновения подобной антибольшевистской силы. На время были забыты обычные темы разговоров о лишениях, жестокостях немцев, расправах большевиков с оставшимся у немцев населением, и их заменили горячие споры о возможности нового освободительного движения. Однако время шло и никакого изменения оккупационной политики не наблюдалось. Немцы продолжали, как и ранее, бесцеремонно обращаться с населением. Как следствие возникновения партизанского движения немцы стали в каждом жителе видеть потенциального партизана и при наличии минимального подозрения расправлялись беспощадно.
Особенно много унижений приходилось испытывать интеллигенции. Недаром среди малоустойчивой части последней антинемецкие настроения заслонили их антибольшевистские убеждения, и они уже начали говорить о том, что большевики ангелы по сравнению с немцами! Действительно, уже нередки были случаи, когда сыновья интеллигентных родителей убегали в лес к партизанам. Словом, уже слепому было ясно, что глупая колониальная политика немцев принесла свои плоды — в партизанском движении они жали то, что посеяли. Большое значение во всех проболыпевистских настроениях играла неизвестно от кого исходившая пропаганда, что англичане и американцы после войны заменят большевистскую власть новой народной властью, а также и та очередная иллюзия, что большевики уже не те, что они переродились и т. д.
Успехи Красной армии под Сталинградом усилили патриотические настроения, Красная армия в глазах населения снова становится символом величия России. Мне в это время в Киеве часто приходилось встречать бывших убежденных противников большевизма, которые теперь с пеной у рта поносили немцев, что было, конечно, справедливо, но они все забыли в своей страстной вражде, что на место немцев придут такие же чуждые народу диктаторы. Многие из этих квазипатриотов пострадали в первые же дни возвращения большевиков, которые сразу же обнаружили свое истинное лицо. В начале 1943 года уже было ясно, что ни о какой местной противо-большевистской акции не может быть и речи. Немцам уже никто не верил, и все только мечтали о том времени, когда они уберутся восвояси.
