Книга Московский Джокер - Александр Морозов

– И он нам ничего не успел сообщить. Для того, господин полковник, чтобы он ничего не успел, его и убили. По крайней мере, я так полагаю.

– Разумеется, господин Рюмин.

– Продолжаю отвечать на два ваших вопроса. Как только началась операция, мы убедились, что сбываются наши худшие опасения. Первое. Толмачев идет не на регента и не на главнокомандующего. А на диктатора. Что, как вы понимаете, полностью идет вразрез с нашими планами. И второе. Сам Толмачев может оказаться пешкой в руках американской группировки. Ее усилия тоже могут быть направлены на установление диктатуры. Но только совсем не той, на которую рассчитывает Толмачев.

– Хорошо, Григорий Генрихович. Я снимаю вопрос о том, почему с вашей стороны были допущены такие провалы и ошибки. Вы не вышли на человека, который мог бы гарантировать вам выполнение договоренностей. Более того, вы потеряли своего человека, который был близок к установлению необходимого вам канала связи. И в этих условиях вы еще проявили, я бы сказал, удивительную реакцию, всего лишь в течение суток осознав, что вас везут не той дорогой. И совсем не в ту степь.

– Ничего удивительного, полковник. И заслуги нашей в том нет. Это смерть Марло всех нас насторожила.

– Что вы сказали? Смерть кого?

– Мартин Марло. Он и был нашим человеком, который, казалось, близок к установлению канала связи с теми, кто мог нам что-то гарантировать. Или, наоборот, отказать в каких-либо гарантиях Толмачеву и американской группировке. И этого было бы достаточно, чтобы мы отказались от каких-либо контактов с ними.

– Мои задачи, Григорий Генрихович?

– По большому счету, их всего две. Первая очевидна. Не дожидаясь акции Кублицкого, нейтрализовать Толмачева. А в оптимальном варианте – перехватить у него контроль над силовым ресурсом. Вторая задача – творческая. Но зато ее решение может сильно облегчить решение первой или даже сделает ее ненужной.

– Вы должны, – не выдержал в очередной раз Озерков и каменными шагами командора подошел к Воронову, – расследовать дело об убийстве Мартина Марло! И при этом по полной программе, полковник. Что же тут непонятного? Найти, кто убил и почему. Но не общие мотивы. Они нам и так всем ясны. Какой контакт был этой смертью оборван? Кто конкретно вмешался и благодаря чему удалось это осуществить?

– Тогда считайте, что я работаю с вами уже с середины прошедшего дня. Вчера я принял сообщение о нападении на капитана милиции Петухова. Начав расследование, я обнаружил, что оно выводит меня на какие-то разговоры о смерти некоего Марло. Но проверка показала, что дело о его убийстве не возбуждено.

– Ничего удивительного. Прошло еще слишком мало времени. Завтра возбудят.

– Теперь-то мне это понятно. Но вчера я, как зашоренный, думал, что дело идет только о капитане Петухове и его скончавшейся от резаных ран супруги. В результате я никого не задержал, и вообще, мне едва удалось унести ноги, причем одну в довольно плачевном состоянии.

– И что ему удалось, твоему племенному красавцу? Всего лишь пролить толику своей драгоценной племенной крови. Не смог задержать какую-то шпану. Бежал, как заяц.

– Он уцелел, вот что ему удалось, миленький, – хотела ответить Римма разъяренному мужу. – Ему это удалось, много это или мало, – это все относительно. Но вот что абсолютно точно, так это то, что тебе бы на его месте ничего бы не светило. Ни единого шанса. Прыгнуть в сторону не успел бы, а не то что добраться до любимой женщины. Пусть и немного смешно получилось, потому как – истекая кровью…

– Ведь ты посмотри, – снова завелся Никонов, – как они с ним заперлись, как обхаживают, дряхлые-то эти!

– Ну, положим, Озерков далеко не дряхл.

– Ладно. Ты мне говоришь… А Виктория? Как она вокруг него, а? Может, вы того, рокировочку надумали? Может, устарел для вас Петя Никонов? Не тянет или нынче не в моде? Ты чего молчишь, девка обозная? Или не тебя спрашиваю? – Никонов схватил Римму за плечо, чтобы она перестала маятником вышагивать перед ним, и развернул к себе.

Ему не следовало без крайней необходимости возобновлять с ней физический контакт. Дело в том, что после затяжного экстаза на супружеском ложе их все еще окутывало совместное, весьма медленно рассасывающееся биополе. Оно спутывало индивидуальные воли в причудливые сочетания, которые рассчитать невозможно было бы даже на машине, а не то что взволнованным женским умишком. «Убить мне его, что ли? – прежде всего почему-то подумалось Римме в то время, как Никонов молча и яростно тряс ее уже за оба плеча, – Ну да, а почему бы не убить? Дать вот сейчас леща, и пусть летит, превращаясь на лету в рыбу с крыльями. А как только выскочит из воды, как воспарит, так тут же им займутся ангелы… или реаниматоры».

– Ты что думаешь, – продолжал яриться муж, – ему сейчас там чинов понавешают и о тебе вспомнят? Да кому ты нужна, недоучка шпаргальная? Супруга маршала Франции… Ха-ха-ха!

«Нет, – продолжала соображать Римма, стараясь уворачиваться так, чтобы Никонову не удавалось вместе с плечами трясти и ее голову, – нет, конечно. Убить как бы походя, не за здорово живешь, любимого и любящего мужа – дело нестоящее. А надо его охорашивать постепенно. Сбить с ног, пожалуй, придется. Не без этого. А потом избить до полусмерти. Ухайдакать и отметелить. До бесчувствия. До потери пульса…»

– Я сейчас все решу, – бормотал Никонов, еще сильнее заряжаясь безумием от близости ее трепещущей плоти. – Я, Петр Никонов, а не этот наполеончик с эклером. Я – следователь Никонов. Я тот, кто начал это дело и кто его закончит.

– Ну, заканчивай уже, что ли, – как бы окончательно обессилев, произнесла Римма.

– Я сейчас поеду прямо туда, я слышал разговор твоего хахеля, ему доложили, что эти двое живут в одном дворе с Петуховым. А я вот сейчас поеду и возьму их один. Один, понимаешь? Вот этими самыми руками. Потому что я следователь. И знаю, что говорить людям, чтобы совладать с ними.

– И тогда?.. Ух, Никонов, ну ты и крут.

– Сама знаешь, что тогда. Вот тогда эти, которые в гостиной, и поймут, кто такой Воронов, их новый любимчик. А чего стоит Петя Никонов, следователь милостью Божьей!

«Да ведь он верит всему этому», – она ужаснулась этому открытию.

Она и сама виновата. Он загнан в угол, и поэтому предпочел временно сойти с ума. И вообразить, что он может совершить и то, к чему его в реальности и близко никогда не подпустят. А она в результате останется вдовой. Валентина будет утешать. Мать, хоть и очень умна, но в данном случае ее чуткости не хватит, и она не поймет. И только презрительно усмехнется.

Воронов – не муж. Воронов – ворон. Боевая птица. Это так. Уж она-то знает это и поняла. Как и те, кто беседуют с ним сейчас в гостиной.

– Тебя убьют.

– Меня-то не тронут. Да успокойся. Чего как кошка вцепилась?

– А я и есть кошка. Тебе же нравится, когда на меху все?

Никонов понимал, что его отвлекают. Но еще не понимал, от чего именно.