Книга Тихая ночь - Чарльз Эллингворт

Жислен обняла ее за плечи и придвинулась ближе. И снова желание рассказать обо всем поднялось таким мощным валом, что Мари-Луиз охватила дрожь.

— Тебе холодно, chérie. Домой?

— Там мой отец.

— Не думаю, что он меня радушно примет.

Они улыбнулись друг другу, но Мари-Луиз продолжало трясти.

— Да уж.

— Тогда возьми мой жакет. Завтра отдашь.

— Спасибо.

Жислен укутала плечи подруги шерстяным жакетом, опустилась на колени рядом с ней и ласково положила ладонь ей на щеку.

— Мужайся, chérie. Я тобой восхищаюсь. До глубины души.

— А я нет. С чего бы мне собой восхищаться?

Жислен взяла ее за руку.

— Потому что тебе всегда труднее. Слишком много раздумий. Мне легко принимать решения, но я знаю, что тебе нет. А теперь еще это… Для меня он бош. Для тебя — мужчина. Я знаю. Но это нужно сделать. К концу войны, если мы одержим победу, он все равно почти наверняка погибнет. Если мы его не убьем, это сделает кто-нибудь другой. Теперь ты тоже причастна — нравится тебе это или нет. Возможно, мне не стоило… но что сделано, то сделано. Мы поступаем так, как должны поступать. — Несколько секунд она молча смотрела в землю. Потом подняла голову, и ее взгляд опять сделался жестким. — Если предупредишь его… то, вероятно, убьешь меня и остальных. Ты это понимаешь, не так ли?

Мари-Луиз кивнула, но не посмотрела ей в глаза.

— Подумай о Жероме и Робере. Против них направляли танки и «штуки»[99]. Это наша война. Вероятно, такая же мерзкая, как и предыдущая. Возможно, даже хуже. — Она поднялась и посмотрела на подругу сверху вниз. — Не замерзни.

Когда Жислен ушла, одиночество и нерешительность вернулись и Мари-Луиз затрясло еще сильнее. Она с трудом разогнула закоченевшие суставы и поднялась на ноги. Мул поглядывал на нее с опаской вьючного животного, у которого люди ассоциируются с болью ударов. Мари-Луиз медленно протянула руку, чтобы погладить его, но мул выгнул шею в противоположную сторону. Мудрое решение, подумала Мари-Луиз: не доверять. Крыса тоже увидела ее и поспешно скрылась в сточной трубе, которая служила ей убежищем.

Достигнув двери своего дома, Мари-Луиз услышала стук ботинок на лестнице. Она остановилась в нерешительности, но не успела сделать выбор, как дверь открылась и на пороге появился Адам с летной курткой через плечо. Он улыбнулся ей и, как Жислен, коснулся ладонью щеки — а потом заговорил неестественно громким голосом, поднимая глаза к потолку, чтобы предупредить о присутствии ее отца.

— Здравствуйте, madame. Надеюсь, день прошел хорошо. Мне нужно идти. Разрешите пожелать вам приятного вечера.

Когда он проходил мимо нее по укромному узкому перешейку, ведущему к воротам каретного дворика, Мари-Луиз перехватила его руку и поцеловала. Ворота за ним закрылись, и она коснулась щеки, подумав об Иуде, поцеловавшем Иисуса.

* * *

Следующим вечером Мари-Луиз приняла решение.

Чашу весов перевесил звук. Через дверь спальни Адама она услышала позвякивание бритвы, и это вызвало к жизни неизгладимое воспоминание — его обнаженная спина в номере парижского отеля, когда он брился, одной рукой натягивая кожу, а другой водя опасной бритвой по лицу. Перед глазами снова возникло его сосредоточенное отражение в зеркале, а ноздри защекотал неповторимый мужской аромат пены для бритья и запах недавнего секса.

Мари-Луиз подождала Адама в гостиной, где он встретил ее с удивлением и тревогой, которая прошла, когда она сказала, что ни ее отца, ни Бернадетт нет дома. Девушка принесла ему традиционный поднос, и они сели, как садились до этого множество раз, у подножия лестницы, укрывшись под маленьким панцирем уединения. Говорили мало; Мари-Луиз не знала как начать, а Адам чувствовал ее растерянность и не хотел торопить.

Наконец она собралась с духом.

— На аэродроме… есть место, где ты мог бы поспать… не возвращаясь сюда?

Адам удивленно на нее взглянул.

— Сегодня ночью… только сегодня ночью.

Мари-Луиз заставила себя посмотреть на него, надеясь, что он просто, без дальнейших расспросов примет к сведению ее намек. Когда Адам медленно отставил поднос и предложил ей сигарету, она обнаружила, что не может смотреть ему в глаза.

Адам выпустил облако дыма над ее головой, откинулся назад и обвел Мари-Луиз задумчивым взглядом.

— Только сегодня ночью?

Она кивнула. Она знала, что он пристально вглядывается в ее лицо, хотя и не могла на него посмотреть.

— Скажи, если по какой-то причине я решу остаться на аэродроме, что случится? С тобой, я имею в виду.

Как всегда бывало в напряженные моменты, Мари-Луиз принялась накручивать волосы на палец.

— Ничего. Не знаю. Я что-нибудь придумаю.

— Они догадаются, что это ты, не так ли? С чего бы еще мне изменять привычный уклад?

— Ты уже оставался там раньше.

— Дважды. И ни разу за последние три месяца.

— Это может быть случайностью. Учебный вылет. Что-нибудь в этом роде.

— Может быть. Но вряд ли. Учитывая обстоятельства.

Адам потянулся к ее рукам и накрыл их своими ладонями.

— Посмотри на меня.

Она повиновалась. Слезы текли по ее лицу.

— Послушай, у меня практически нет шансов пережить эту войну. Дело не в мастерстве, просто такова вероятность. И даже если я выживу, что тогда? У тебя есть муж, которого ты любишь. То, что возникло между нами, драгоценно и неповторимо, но живет только настоящим. У нас есть прошлое, но нет будущего. Согласна? Я так счастлив этим, поверь. Мне удалось… спасти из огня целый год. Премия, чудесная премия. Если не это, тогда что? Дно Ла-Манша? Зенитный огонь русских? Теперь, когда я знаю, что что-то должно произойти, у меня есть шанс избежать этого; но если я отклонюсь от обычного маршрута, они, кем бы они ни были, узнают, что ты меня предупредила, верно? Верно?

Мари-Луиз кивнула.

— Спасибо за это, chérie. Спасибо за все. Ты сделала, что могла. Правда. — Адам обхватил ее лицо ладонями и нежно поцеловал в губы. — Au revoir, chérie. Уверен, только au revoir.

Он взял свой летный комбинезон, повернулся и скрылся за дверью.

* * *

Ночь тянулась бесконечно. Не в силах совладать со своими страхами, Мари-Луиз вышла из дома и направилась к цитадели, под стенами которой Жером впервые поцеловал ее в то далекое мирное лето. Долгие летние сумерки еще подкрашивали небо кобальтовыми переливами, хотя солнце уже давно закатилось за горизонт. Мари-Луиз цеплялась за них взглядом, когда до ее слуха донесся отдаленный гул, шум авиадвигателей. Долину, не смевшую в военное время загораться огнями, поглотила непроглядная тьма, и только на западе линию горизонта отмечала слабая полоска света да первые звезды подсвечивали тонкую тесьму Млечного Пути. А на севере тяжелогруженые бомбардировщики отвоевывали у земного притяжения каждый метр высоты. Пока они кружили и выстраивались невидимым порядком над берегом, их рев пульсировал и плавно переходил от тона к тону. Время от времени вспыхивала сигнальная лампа, указывая на источник звука, который казался рассеянным в зыбком пространстве, соединявшем небо и землю. Медленно, по мере того, как меркли отблески заката, рев становился далеким гулом, а иглы света исчезали, оставляя за собой лишь кромешную темноту и лай собак, доносившийся откуда-то из долины.