Книга Интриганы - Дональд Гамильтон

Он был абсолютно прав. Но что мне было делать в сложившихся обстоятельствах? Конечно, я говорил еще и для того, чтобы усыпить его бдительность и выполнить дело, ради которого был сюда послан.

Я равнодушно пожал плечами.

— Как вам больше нравится, мистер Леонард. Я замечательный лгун. Если факты вас не устраивают, я могу сварганить что-нибудь действительно фантастическое.

Он поколебался, потом беззаботно сказал:

— О нет, не надо больше напрягать воображение. Давай придерживаться твоей нынешней сказки, по крайней мере пока. Но давай сделаем ее немного более правдоподобной, Хелм, скажи мне, зачем тебе нужны были эти хлопоты — тебе, твоему кровожадному работодателю, всем его лакеям и сообщникам, не говоря уже об этой милой маленькой актрисе, его дочери? Чтобы устроить мне изощренную ловушку? Но ведь вы великодушно собирались сохранить мне жизнь?

— Я уже говорил вам, — ответил я, примешивая маленькую толику правдоподобной лжи к большому количеству правды — или к тому, что, по моему предположению, было правдой. — Это была не ловушка. По многим причинам вас во что бы то ни стало надо было выманить из Вашингтона на день или два, мистер Леонард. И удержать от общения с вашими ключевыми фигурами. Мой шеф, когда ушел в подполье, конечно, знал, что вы не спускаете глаз с его дочери, надеясь выйти на него. И он сделал так, что она взяла вас на охоту за дикими гусями в захолустье Флориды. И это дало ему возможность без помех продолжать свое дело на севере. — Леонард попробовал перебить, но я, не останавливаясь, продолжал: — Почему мы должны вас убивать, Леонард? С вами все кончено. Но даже лишившийся доверия шеф разведки может вызвать много пересудов, если его найдут с дыркой от пули. Я думаю, моего шефа устроил бы ваш уход от общественной жизни — конечно, в случае, если вы отпустите невредимыми мисс Борден и меня.

Они ухмылялись. Как комик я имел большой успех.

— О, этот великий и могучий Артур Борден, — игриво сказал Леонард. — Ты уверен, что ему ничего не нужно, кроме моего ухода в отставку и вас, целых и невредимых?

— У меня не было возможности проконсультироваться с ним о деталях, сэр, но я чувствую, что он намерен быть великодушным. Конечно, вы не будете занимать никаких государственных должностей, но по крайней мере вы будете живы. — Я выдал эту ложь довольно убедительно, с чем себя и поздравил. Потом продолжил: — Это ваш последний шанс, мистер Леонард, при условии, что я окажусь прав и шеф захочет вам его дать. Это уже второй раз, когда вы причиняете нам неудобства. Большинству не удается сделать это больше одного раза. Поэтому, если вы сейчас освободите нас и вернете нам лодку…

Леонард слегка кивнул. Мой охранник достал свой игрушечный “смит-вессон” и, огрев меня по голове, свалил на край дивана. Это показывало, насколько он разбирается в револьверах, раз использует свой как дубинку. Полуоглушенный, я почувствовал, как кровь течет у меня по щеке. Леонард шагнул вперед и встал надо мной.

— Твое большое несчастье в том, Хелм, что тебе частенько сходил с рук самонадеянный блеф и ты решил попробовать его на мне. Я не хотел бы разочаровывать тебя, мой дорогой, но на этот раз номер не пройдет... В чем дело, Бостром?

Ударивший меня человек сказал:

— Разве вы не слышите, сэр? Это моторная лодка. Вероятно, возвращается Джернеган.

— О... Леонард пристально посмотрел на меня, но звук мотора быстро приближался. Он протиснулся между мной и охранником — не лучший способ, хотя мои руки и были связаны, — и распахнул стеклянную дверь, которая вела на палубу. Появилась желтая моторка. Молодой человек в шапочке для парусного спорта, очевидно, Джернеган, был за штурвалом. Седая женщина в голубом платье в цветочек занимала сиденье рядом. Когда они причалили, Леонард поспешил помочь пассажирке подняться на палубу. Джернеган, привязав лодку, вскарабкался следом.

— Приятно видеть вас здесь, миссис Лав, — услышал я голос Леонарда. — Получив ваше чрезвычайное послание, я тут же послал лодку, но хотелось, чтобы вы объяснили...

— Объяснила? — оборвала его женщина. — Я хочу, чтобы вы объяснили, что делаете здесь, в этом забытом богом питомнике аллигаторов, когда вы нужны мне, Герберт! Знаете ли вы, что ваш человек в Денвере, штат Колорадо, только что погиб в автомобильной катастрофе? А другой, в Бангоре, штат Мэйн, который должен был слегка нажать на одного упрямого конгрессмена, прошлой ночью отдал богу душу в результате сердечного приступа? Что происходит, Герберт? Я полагала, что все под контролем, но когда ключевые фигуры начинают умирать одна за другой...

— Мистер Леонард! — прозвучал сверху голос радиста. — Мистер Леонард, вам звонят по голубому телефону. На линии Новый Орлеан.

— Простите, миссис Лав.

Леонард вернулся в каюту. Он бросил на меня странный настороженный взгляд, поднял трубку одного из телефонов на столике и назвал себя. Я слышал, как мужской голос что-то быстро и взволнованно говорил, но не мог разобрать слов. Леонард нахмурился.

— Что? — переспросил он. — Сумасшедший с парой пистолетов и с зубом на полицейских?.. Какое мне дело, сколько полицейских ухлопал сбрендивший камикадзе? В перестрелке попали в Джека Уэстхаймера, совершенно случайно?.. — Он медленно повесил трубку и начал поворачиваться ко мне, но переменил решение и крикнул: — Мартин, дай мне Билла Франка в Вашингтоне.

Мы подождали. Спустя некоторое время лампочка на голубом телефоне опять загорелась. После некоторого колебания Леонард поднял трубку, сказал несколько слов и выслушал ответ. Я увидел, что его лицо стало безжизненным и серым.

— В госпитале? Ботулизм? Что это, черт побери, такое?.. Спасти не смогли? Понимаю. Спасибо. — Он положил трубку, некоторое время постоял, задумавшись, затем приказал: — Мартин, дай мне Хомера Дана в Лос-Анджелесе...

— Я только что хотел сказать вам, сэр. Звонили из офиса мистера Дана. Мистер Дан ушел в море на лодке и не вернулся. Они хотели узнать, надо ли сообщать береговой охране?

Леонард медленно повернулся ко мне. В его глазах я прочел что-то вроде священного ужаса и дикой ненависти.

Глава 30

Он стал хлестать меня по щекам, что было совершенно несерьезно. Его гладкое, красивое лицо политика было бледно-розовым от гнева и страха, а глаза, казалось, слегка вылезли из орбит. Создалось впечатление, что его вот-вот хватит удар, но я знал — такая удача мне не светит, это была моя работа. Я один раз провалил ее, но в конце именно я должен позаботиться о ее выполнении.

Фокус состоял в том, что мне надо было оставаться в живых, чтобы успеть ее сделать. В настоящий момент на помощь Марты, связанной и охраняемой, нельзя было рассчитывать. Я увидел в дверном проему даму-сенатора, наблюдающую за сценой в переполненной каюте, и понял, что это и есть мой верный шанс. Она бы никогда не достигла высот в политике, если бы не имела головы на плечах.