Книга Греховная невинность - Джулия Энн Лонг

В наступившей тишине слышалось лишь шумное дыхание мужчин. Из угла, где, сбившись в кучку, стояли дети, не доносилось ни звука.

– Послушайте, Джон, – ровным, тихим голосом произнес Адам, будто беседовал с соседом за чашкой чая. – Мы с вами оба знаем: стоит вам шевельнуться, и будет еще больнее. Я намного крупнее вас, вдобавок я трезв, а вы пьяны. Давайте рассуждать здраво: обстоятельства против вас. Перевес явно не на вашей стороне. – Похоже, слова пастора убедили Джона О’Флаэрти. Тот кивнул почти рассудительно, хотя вспухшие жилы на багровой шее выдавали его ярость. Не желая сдаваться без боя, он все же попытался вырваться, но тут же охнул от боли, подтвердив правоту преподобного Силвейна. – Я не позволю вам избивать жену. И не выпущу вас, пока вы не покинете этот дом. Мы с вами сейчас подойдем к двери, затем я выведу вас за порог, а дальше вы пойдете сами. Вы спуститесь с холма, пройдете по улицам мимо трактира и уберетесь прочь из города. Сюда вы больше не вернетесь. А если вы меня ослушаетесь и явитесь снова, мне придется вас отделать, – почти извиняющимся тоном добавил Адам. – Поверьте, мне ничего не стоит сбить вас с ног. Вам придется туго, Джон. Это будет похуже похмелья и продлится куда дольше. Можете меня испытать.

Джон О’Флаэрти помолчал, раздумывая.

– Я понял, – пробурчал он, уступая силе.

– Так что, идем?

Медленно, будто неуклюже танцуя странный вальс, они двинулись к дверям. Адам не ослаблял хватки: костяшки его пальцев побелели от напряжения, мышцы на руках вздулись. Джон О’Флаэрти шел покорно, словно признавал, что вел себя недостойно.

В нескольких футах от дома Адам резко выпустил его. Тот пошатнулся, с трудом выпрямился и, сокрушенно покачав головой, оглянулся на дом.

– Ступайте, Джон.

О’Флаэрти поплелся по дороге прочь. Адам проводил взглядом его удаляющуюся фигуру.

Потом ощупал лицо. Удар пришелся вскользь, однако едва не сбил его с ног. Наверное, будет синяк, решил Адам. Что ж, ему не впервой получать синяки. Окажись на месте пастора миссис О’Флаэрти, ей пришлось бы много хуже.

Лицо Мэри стало пунцовым от стыда.

– Простите, преподобный Силвейн, мне так жаль. Джон редко… то есть… только когда выпьет. Почти никогда… почти никогда в присутствии детей. Я…

Повернувшись, она бросилась к детям. Но те привыкли к выходкам пьяного отца, и даже самый маленький из них не плакал.

Капитан Кэтрин стояла в углу, обнимая за плечи жавшихся друг к дружке братьев и сестру. Собака, ростом почти с младшую из девочек, льнула к детям. В колыбели проснувшийся младенец беспокойно сучил ножками. Кэтрин сжимала в кулачке медальон с изображением святого Христофора.

– Капитанский орден леди Уэррен действует, мама! Отец ушел!

У Евы вырвался возглас боли, будто внутри у нее что-то надломилось. Повернувшись, она вышла из дома.

Мэри О’Флаэрти, забыв на время о пасторе, занялась детьми. Ей больше ничто не угрожало, и Адам последовал за Евой.

Графиня пересекла двор и остановилась под большим дубом. Прислонившись к стволу и запрокинув голову, она смотрела вверх сквозь оголенные ветви.

Адам привалился спиной к дубу рядом с ней – ствол был так широк, что там хватило бы места и для третьего человека. Дерево стояло не один век в этой долине и наверняка видело вещи похуже семейных ссор О’Флаэрти. Видело оно и людское счастье.

– «Почти никогда», – с горечью повторила Ева слова Мэри.

Адам не знал, что на это ответить. Несколько минут прошло в молчании.

– Почему они такие? – спросила наконец Ева вялым, безжизненным голосом.

– Они?

– Мужчины. Некоторые из них, – поправилась она.

Адам немного подвинулся, его плечо слегка соприкоснулось с плечом Евы, и он почувствовал, как ее напряжение спадает, сведенные судорогой мышцы расслабляются. Пастор замер в неподвижности, словно боялся спугнуть бабочку, опустившуюся ему на ладонь.

– Иногда людей ожесточает нищета, – тихо произнес он. – Мужчину охватывает беспомощность, его мучает мысль, что он не в силах содержать свою семью. Для большинства мужчин чувство беспомощности непереносимо.

– Вы тоже небогаты.

– О, обожаю, когда мне об этом напоминают.

Ева улыбнулась уголком рта. Ее рука потянулась к горлу, но бессильно упала. Она вспомнила, что медальон с изображением святого Христофора висит теперь на шее у капитана Кэтрин.

– Жаль, у меня нет сигары. В Лондоне я иногда покуривала, – призналась она. – Сигара успокаивает нервы.

– Я так и думал, что вы рассказали мне не обо всех своих прегрешениях.

Ева снова слабо улыбнулась.

– Вы появились как раз вовремя.

– Мой кузен Йен предупредил меня, что Джона О’Флаэрти видели в городе. Я решил, что осторожность не помешает, и приехал раньше, надеясь опередить добровольцев. – Адам махнул рукой в сторону привязанной неподалеку лошади.

Ева о чем-то задумалась. Должно быть, погрузилась в воспоминания.

– Вы когда-нибудь чувствовали себя беспомощным, преподобный Силвейн? Оказывались всецело во власти обстоятельств?

«Ощущать себя беспомощным? Во власти обстоятельств?» Нет, пожалуй, Адам выбрал бы иные слова, чтобы описать то сложное и прекрасное чувство, которое он испытывал к Еве Дагган.

– Священникам нередко приходится блуждать в потемках, рассчитывая лишь на свое чутье.

– Ну, я бы сказала, у вас это неплохо выходит, – сухо заметила Ева. – Кажется, у вас особый дар.

Адам тяжело вздохнул.

– Ваш отец пил? – спросил он тем же ровным тоном, словно продолжая начатый разговор о детстве Евы.

Она медленно повернулась к нему. На ее лице промелькнула целая гамма чувств: недоверчивое выражение сменилось негодованием, а затем гримасой боли.

– А вот и подтверждение вашей прозорливости, – с горькой иронией, почти язвительно произнесла Ева. – В юности я ничего не могла поделать с этим. Отец пил и избивал маму, когда напивался. Я пыталась его остановить.

Готовясь задать следующий вопрос, Адам почувствовал, как мучительно напрягся каждый его мускул, каждая жила.

– Он бил вас?

Как только эти слова слетели с его губ, он понял, что знает ответ. Адам представил, как взрослый мужчина осыпает градом ударов маленькую девочку, и ярость сдавила ему горло, во рту разлилась горечь. Он ощутил звенящую пустоту в голове. «Я поверну время вспять, – сказал себе Адам, твердо веря, что действительно способен это сделать. Гнев придал ему убежденности. – Я исправлю зло, причиненное ей».

Должно быть, Ева почувствовала плечом, как напряглись его мышцы.

– Всего несколько раз, – отрешенно проговорила она. – Мама вставала между нами, как вы сегодня. Она не подпускала его к нам. Всегда старалась принять удар на себя. Потом отец ушел и больше не возвращался, а мама умерла.