Книга Небо повсюду - Дженди Нельсон

– Ты знаешь, а может, это и неплохо. Он ведь тоже.

– Что тоже?

– Ну… Такой же, как ты.

(Написано на оборотной стороне какого-то документа, найденного на парковке Кловерской школы)

Глава 37

Я убеждаю себя, что очень глупо идти обратно до самой лесной спальни, что его точно там нет, что он не станет доверять мне лишь потому, что я сумела соединить в стихах нью-эйдж с Викторианской эпохой, что он точно меня ненавидит, а теперь еще и считает тупорылой.

Но, естественно, я пришла. А он нет. Я валюсь на кровать. Смотрю на клочки синего неба среди деревьев и, согласно заведенному распорядку, опять думаю о Джо. Я столького о нем не знаю! Я не знаю, верит ли он в Бога, любит ли макароны с сыром, кто он по гороскопу. На английском или французском видит он сны? И каково было бы… ох. Я перехожу от рейтинга R сразу к XXX и до смерти жалею, что Джо меня ненавидит, потому что мне бы хотелось с ним всего. Я устала от своей девственности. Будто все, кроме меня, посвящены в какую-то восхитительную тайну.

Я слышу странные звуки. Грустные, совершенно не лесные. Приподнимаюсь на локтях и кладу голову на ладони: так лучше слышно. Пытаюсь отделить звук от шороха листьев, шума реки и птичьего щебета. Звук ручейком струится между деревьями и с каждой минутой становится все громче, все ближе. Я слушаю, и постепенно приходит понимание. Ноты, чистые и безупречные, вьются, пробивая дорогу ко мне: это мелодия из дуэта Джо. Я закрываю глаза, надеясь, что это и правда кларнет, а не галлюцинации, порожденные моим больным влюбленным мозгом. Это точно не глюки: теперь я слышу шаги. Через пару минут музыка замирает, и шаги тоже.

Я боюсь открывать глаза, но все-таки открываю. Он стоит у кровати и смотрит прямо на меня: армия купидонов-ниндзя, которые прятались в листве, достают луки и дают залп. Стрелы летят в меня со всех сторон.

– Я догадывался, что ты можешь прийти сюда.

Я не понимаю, что написано у него на лице. Он нервничает? Злится? Его черты постоянно меняются, словно не зная, какую эмоцию отобразить.

– Я нашел твое стихотворение…

Я слышу, как кровь бурлит в моем теле, стучит в барабанные перепонки. Что он скажет? Я нашел твое стихотворение и, к сожалению, все равно не смогу тебя простить. Я нашел твое стихотворение и чувствую то же самое: мое сердце принадлежит тебе, Джон Леннон. Я нашел твое стихотворение и уже позвонил в психушку, сейчас достану смирительную рубашку из рюкзака. Странное дело. Никогда не видела Джо с рюкзаком.

Он кусает губы и стучит кларнетом по ноге. Точно нервничает. Плохой знак.

– Ленни, у меня все твои стихотворения.

О чем это он? Что он имеет в виду – все мои стихотворения? Он зажимает кларнет между ног и снимает рюкзак. Расстегивает молнию, делает глубокий вдох, достает коробку и протягивает мне:

– Ну, может, и не все, но вот эти.

Я снимаю крышку. Внутри лежат обрывки бумаги, салфетки, одноразовые стаканчики, и все они исписаны словами. Кусочки нас с Бейли, которые я выбросила, закопала или спрятала. Это невозможно.

– Но как? – спрашиваю я в замешательстве.

Мне неловко думать, что Джо прочел все содержимое коробки. Все эти глубоко личные моменты отчаяния. Это еще хуже, чем когда читают твой дневник (который ты думала, что сожгла!). Да и как он собрал все мои стихи? Следил за мной? Потрясающе! Я наконец влюбилась, и избранником моим оказался хренов маньяк.

Я смотрю ему в глаза. Он слегка ухмыляется, и я вижу едва уловимое хлоп. Хлоп. Хлоп.

– Знаю, что ты думаешь, – говорит он. – Что я какой-то стремный сталкер.

В точку.

Ситуация его явно забавляет.

– Это не так, Ленни. Это все совпадения. Сначала они сами попадались мне на глаза, а потом я стал искать. Просто не мог остановиться. Как сдвинувшийся пират в поисках клада. Помнишь тот первый день на дереве?

Я киваю. Но мысли мои заняты предметом еще более восхитительным, чем Джо в роли безумного преследователя: он больше не злится. Это из-за этих тупорылых стихов? Впрочем, неважно! Меня охватывает такая бешеная радость, что я уже не слушаю его объяснения. Он рассказывает, как мои стихи попали в его коробку из-под обуви, а не улетели на крыльях ветра на какую-нибудь свалку или в Долину Смерти.

Я пытаюсь вернуться к реальности и прислушаться. Он говорит:

– Помнишь, я сказал тебе на дереве, что видел тебя на Большом лугу? Что наблюдал, как ты пишешь что-то, а потом бросаешь на землю и уходишь. Но я не рассказал тебе, что потом, когда ты ушла, я отправился на луг и нашел обрывок бумаги между прутьями забора. Это было стихотворение про Бейли. Наверное, мне не следовало оставлять его себе. Я собирался вернуть его тебе тогда, на дереве – оно было у меня в кармане, – но потом подумал, что ты удивишься, что я его вообще взял. Поэтому и не стал говорить.

Он кусает губы. Я помню, что он сказал мне тогда, что видел, как я уронила что-то, но мне и в голову не приходило, что он пойдет искать это что-то и прочтет!

Он продолжает:

– Когда мы сидели на дереве, я увидел, что на ветках вырезаны какие-то слова, и подумал, что ты написала что-то еще. Но спросить не решился, поэтому вернулся в другой раз и записал все в блокнот.

Поверить не могу. Я присаживаюсь и роюсь в коробке, на сей раз более внимательно, и вижу заметки, написанные его странным маньяческим почерком. Наверное, переписывал мои слова со стен, сараев и других подходящих поверхностей. Я не понимаю, что я чувствую. Он знает обо мне все, меня словно вывернули наизнанку.

Лицо его замерло где-то между тревогой и предвкушением, но второе, кажется, побеждает. Он чуть не лопается от разрывающих его слов:

– Когда я пришел к вам в гости в первый раз, то увидел еще один листок. Он торчал из-под камня в бабулином саду, а потом еще стихи на подошве твоего ботинка, и в тот день, когда мы двигали мебель… Боже, твои слова словно кидались на меня, куда бы я ни шел! Я, похоже, сошел с ума, сам стал их искать… – Он трясет головой. – Продолжал, даже когда злился на тебя, как черт. Но самое странное в том, что я находил их еще до того, как мы познакомились. Сначала – всего пара строк на обертке от конфеты, которую я подобрал по пути к реке, – я и понятия не имел, кто написал их, пока не…

Он пристально смотрит на меня и стучит кларнетом по ноге. Похоже, опять разнервничался.

– Ну а теперь скажи что-нибудь. Все в порядке! Из-за твоих стихов я только влюбился в тебя еще сильнее. – Он улыбается, и на всей земле, где царит ночь, тьма сменяется ярким днем. – Ты что, даже quel dork не скажешь?

Я бы сказала уйму всего, если бы слова могли пробиться сквозь улыбку, которая неудержимо расплывается у меня на лице. И снова это его «я влюбился в тебя» заставляет меня забыть обо всем остальном, что он говорил.