Книга Плата за одиночество - Бронислава Вонсович

— Что ты так на нее дуешься, — сказал он сразу, как мы вышли. — Всем же заметно. Такое поведение сразу вызывает подозрения.

Объяснять я ничего не стала, вместо этого спросила:

— А что у вас завтра вечером? Или мне это тоже знать не обязательно?

— Тебе как раз обязательно, — довольно сказал Рудольф. — Видела, как Гроссер напрягся? Уверен — завтра проявится. А мы его прихватим сразу, как только попытается на тебя воздействовать.

Как Гроссер напрягся и напрягся ли, я не видела — на него не смотрела, слишком много у меня было объектов для наблюдения и без него. Но представить Петера преступником я так и не могла.

— И как вы его прихватывать будете? — недоверчиво спросила я.

— Посидим в комнате, пока ты его на кухне кормить будешь, — без тени сомнений ответил Рудольф. — Дождемся, пока он ментальные заклинания применять начнет, и все — тут же арестуем, от зафиксированного артефактами нарушения не отопрется. Кого на ментале прихватили, можно жестче допрашивать, даже в сознание лезть без дополнительных разрешений. А после этого дело можно будет закрывать. Так что главное — дождаться… Условия, конечно, не ахти, но тут ничего не поделаешь. Жаль, что у тебя только одна комната, было бы хоть две, разместились бы удобнее.

Мне самой и одной комнаты хватает. Это не делить спальню с целой кучей посторонних девушек, постоянно за тобой подсматривающих и подслушивающих. Но разве ему это понять? Так что и говорить не стоит.

— По-твоему, преступник не заметит, что, кроме меня, в квартире еще кто-то есть? — скептически спросила я. — Да еще не один, а целая компания магов.

— Можно ауру артефактом подправить, — небрежно сказал Рудольф. — Будет считать, что у тебя в комнате приблудный кот.

— Один ты за приблудного кота еще сойдешь, — недовольно сказала я. — Но ты же не один будешь. С чего он вдруг решит, что у меня в квартире сборище кошек? Ты серьезно считаешь, что преступник — идиот?

— Временами Петер наводит меня на такие мысли, — кивнул Рудольф. — Но да, это же не обязательно он.

Он задумался.

— Можно этажом выше посидеть, — наконец сказал он неохотно. — Или кто-то один в комнате, остальные выше. Один кот — это же не подозрительно? Здесь и те, кто поумней Петера, подвоха не заметят.

Одного кота я сама завести хотела, очень уж невыносимо было одной вечерами. В приюте думала — буду счастлива, когда никто не зудит под ухом и не надоедает, а вот поди ж ты — мне сейчас как раз этого не хватает. Но когда своя жизнь не устроена и неясно, что может случиться в самое ближайшее время, брать домой беззащитное существо — безответственно. Вот закончу Академию и заведу кота. А закончу я ее непременно.

Рудольф опять потащил меня на прогулку по Гаэрре, потому что оставаться в квартире наедине с ним надолго я не хотела, а ему непременно надо было показать, что у нас все серьезно. Так серьезно, что не поторопись тот, кто стоит за убийствами и ждет возможности сорвать крупный куш, то ни с чем и останется. Вот только я прекрасно помнила слова инора Шварца, что преступника устроит и вдова — ему не я нужна, а рецепты. Под эти мрачные мысли красоты города не радовали, пусть мне их показывал с шутливыми комментариями не самый плохой молодой инор. Настолько не самый плохой, что за него я боялась намного больше, чем за себя.

— Штефани, ну улыбнись ты мне, что ли, — не выдержал Рудольф. — А то у людей впечатление создается, что я тебя насильно таскаю.

— Знаешь, Руди, я все думаю про запланированную на завтра засаду, — честно ответила я. — С одной стороны, мне хочется, чтобы все быстрее закончилось, а с другой — не хочу, чтобы кто-то при этом пострадал, а особенно ты.

— Я тоже не хочу страдать. — Он широко улыбнулся и продолжил: — Штеффи, солнышко, зачем тебе переживать о том, чего никогда не будет? У нас все так тщательно продумано и подготовлено, что ничего опасного не случится. Преступник ожидается завтра, а сегодня давай просто погуляем, а? Смотри, вот замечательное кафе, там делают самое лучшее мороженое в Гаэрре. Я туда часто ходил, пока учился.

И мы пошли в это кафе на экскурсию с дегустацией, по выражению Руди. Сегодня он был очень оживлен. Наверное, его радовало, что завтра все наконец закончится. Я покрутила на руке обручальный браслет. Забавно, но я его почти не чувствовала, он уже казался частью меня, так легко и естественно я с ним сжилась.

— Мешает? — неправильно понял меня Рудольф. — Потерпи, недолго осталось.

— Надеюсь, что недолго, — согласилась я.

Мороженое было очень холодным и приторно-сладким. Таким, что у меня зубы сводило. Я съела примерно половину, остальному позволила растаять и растечься по креманке жирной белой лужицей. Сегодня я поняла, что мороженое не люблю. Но и чего-то другого не хотелось.

— Штеффи, все будет хорошо, — вздохнул Рудольф. — И с тобой, и со мной. Не переживай ты так, а то по тебе сразу все видно, и у преступника появятся подозрения.

И со мной, и с ним. Да, наверное, все будет хорошо. Но по отдельности. Я вздохнула.

— А может, я переживаю, что завтра не смогу тебя увидеть?

— Так сегодня же можешь. — Он вновь широко улыбнулся той улыбкой, что привлекала встреченных нами сегодня инорит не хуже комплиментов в их сторону. — Вот и наслаждайся. — Потом тихо, почти шепотом сказал: — Сейчас не дергайся, а сделай вид, что тебе очень приятно. Возможно, за нами наблюдают.

Он взял мою руку и нежно ее поцеловал, проведя большим пальцем по ладошке. Вид у него при этом был донельзя счастливым, как у кота, дорвавшегося до мяса, оставленного без присмотра нерадивой хозяйкой. Неожиданно оказалось, что мне его прикосновения действительно приятны, в притворстве нужды не было. Его поглаживание было такое интимное, предназначенное лично для меня, а не для возможных сторонних наблюдателей.

— Вот видишь, — тихо сказал Руди с довольным видом. — Можешь, если постараешься. Сейчас выглядишь, как положено девушке в компании собственного жениха.

Я почувствовала, как краска стыда заливает лицо, и резко выдернула руку. Пусть устраивает свои представления без меня!

— Рудольф, я устала и хочу домой.

Мне показалось, мои слова его огорчили — видно, не все сцены спектакля отыграл. Отговаривать он не стал, оплатил счет и пошел меня провожать. По дороге Рудольф больше не рассказывал про Гаэрру, а опять давал указания на все возможные варианты событий завтрашней засады. Все это повторял он уже не в первый раз, поэтому слушала я невнимательно. Меня больше заботило совсем другое. Почему у меня никогда не получается ничего, как у нормальных девушек? Ведь решила для себя — никаких романов после выхода из приюта, пока хоть немного не устроюсь в этой жизни. И надо же такому Рудольфу случиться на моем пути. Для него это все игра, представление, которое он завтра отыграет и уйдет. Навсегда уйдет. А сейчас все его действия предназначены не мне, а тем, кто за нами может следить, кому он хотел доказать, что у нас с ним большое и светлое чувство. Для чего и пытался то обнять, то поцеловать. Кто знает, вел бы он себя так с девушкой, у которой есть любящие родители, готовые прийти на помощь и встать на защиту ее чести. Около моей двери он опять попытался меня обнять и потянулся с поцелуем, но я вывернулась и ехидно сказала: