Книга Плата за одиночество - Бронислава Вонсович
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Это совсем не безопасно, — возразил Шварц. — Но она рискует больше всех, поэтому ей решать.
— Я не хочу подвергать дополнительному риску инора Брайнера, — ответила я.
Да, именно инора. Если я инорита Ройтер, то он — инор Брайнер, и никак иначе. Шварц усмехнулся и вопросительно посмотрел на Рудольфа. Тот недовольно постучал пальцами по столешнице, на которой сидел.
— Проверяешь, не развалится ли? — усмехнулся Шварц. — Инорита Ройтер, уверяю вас, этот шалопай подвергнется ничуть не большему риску, чем обычно. У нас очень хорошие защитные артефакты. Попробовать действительно стоит.
Я молчала. Идея мне как не нравилась, так и продолжала не нравиться.
— Да, вот еще, — оживился Рудольф, почувствовавший поддержку, — не знаю, насколько это важно, но стоит выяснить, кто был любовником сестры иноры Эберхардт.
— Брайнер, тебе что, делать больше нечего, как копаться в делах столетней давности? — неожиданно зло сказал Шварц. — Иди работай, а не ройся в чужом белье для удовлетворения собственного любопытства.
— Я уверен, что это важно для расследования, — запротестовал Рудольф.
— Для этого расследования данный факт не важен, — отчеканил Шварц. — Иди делом занимайся, а не пустой болтовней.
Один взгляд на Шварца отбивал все мысли о дальнейшем пререкании — слишком уж злым он выглядел. Рудольф недоуменно на меня посмотрел, слез со стола, официально попрощался и вышел.
— Тоже мне, шутник нашелся, — недовольно сказал Шварц. — Сам не работает и другим не дает. Пойдите вы ему навстречу с этой фиктивной помолвкой, инорита Ройтер, может, хоть успокоится немного, когда поймет, что все не так просто.
— А если…
— А если подвижки будут, так просто прекрасно, — ответил он. — Приставим и к нему парочку наблюдателей.
— И к нему?
— Вы же не думаете, что вас без присмотра оставили? Маг, практикующий такие ритуалы, — опасный противник.
— Мне это не нравится, — вздохнула я. — Даже если нас будут постоянно охранять, все равно не нравится.
— Мне тоже, — ответил Шварц. — Только вот… Достаточно будет только одной ошибки убийцы, чтобы его сразу взяли.
— Хорошо, — коротко сказала я.
Что мне оставалось делать? Только соглашаться. И когда вечером прямо перед закрытием магазина пришел сияющий от счастья Рудольф с коробочкой в руках, я постаралась изобразить нетерпение и радость, хотя первой мыслью было — браслет, наверное, из фондов Сыска. Из-за этого улыбка получилась недостаточно убедительной, так как инора Эберхардт проницательно сказала:
— Штефани, милая, тебя никто не заставляет соглашаться, если не хочешь.
И вот это «милая» и показная забота заставили собраться намного лучше, чем возмущенный взгляд Рудольфа, брошенный так, чтобы моя нанимательница не видела. Я взяла себя в руки, изобразила со всем старанием счастливую улыбку и сказала:
— Это оказалось так неожиданно, что я никак не могу прийти в себя.
И поцеловала жениха. Нежно. В щечку.
После заключения «помолвки» прошло несколько дней, и я успокоилась. Ничего не изменилось — никто не покушался ни на мое сознание, ни на жизнь Руди. Его это не радовало, он с каждым днем мрачнел и смотрел на меня с какой-то обидой. В конце концов у меня появилось желание прибить его лично, чтобы больше из-за этого не переживал; пока останавливало лишь то, что облегчать жизнь злоумышленнику не хотелось. Я терпела и всем улыбалась, показывая свое счастье. И что жду не дождусь дня свадьбы, которая, по легенде, должна была состояться через неделю. Доводить помолвку до логического завершения в храме даже ради большей достоверности легенды не будем. Если никто так и не проявится, то Рудольф предложил громко поругаться накануне предполагаемой даты и расстаться на время.
— Мне кажется, вы торопитесь, — неожиданно сказала инора Эберхардт, когда рабочий день уже неумолимо двигался к концу, а я все время посматривала на дверь в надежде увидеть там Рудольфа, а не очередную покупательницу. — Не подумай, что я тебя отговариваю, но вы слишком мало знаете друг друга. Ты и сама это понимаешь.
— Можно долго прожить рядом, но так и не узнать человека, — мрачно возвестил Петер.
После похорон Сабины он часто здесь появлялся, порой несколько раз за день. Инора Эберхардт его жалела, подбрасывала несложную работу и утешала как могла. Теперь Петер выглядел скорее задумчивым, чем несчастным, но жалеть его все равно хотелось. Но целовать почему-то нет…
— Инор Хофмайстер вам казался подходящей для меня партией, — с неким мстительным удовольствием припомнила я.
— Он более надежный. Набегался уже, — улыбнулась она. — А у Рудольфа твоего ветер в голове гуляет. Он сейчас даже понять не сможет, какое ему сокровище досталось. У него мысли совсем о другом.
— А я — сокровище? — невольно спросила я.
— Ты замечательная девушка, Штеффи, — ответила инора Эберхардт. — И я была бы очень рада, будь у меня такая дочь. Но, увы, Богиня детей не дала.
От такого наглого вранья у меня просто перехватило горло, к глазам подступили злые слезы. Да уж, вот так в лицо говорить родной дочери, что ее нет и никогда не было. Это какое самообладание и какую наглость надо иметь? От резкого ответа, который уже вертелся на языке, меня спас Рудольф, который ворвался в магазин с энтузиазмом настоящего влюбленного и сразу отметил:
— Штеффи, что случилось? Ты какая-то расстроенная.
— Слишком долго тебя ждала, — ответила я и попыталась улыбнуться.
Но улыбка получилась совсем уж кривая, улыбаться по заказу получалось плохо, пусть я и постоянно отрабатывала этот полезный навык на покупательницах. Нет, отсюда нужно как можно скорее уходить. С каждым днем выдерживать это напряжение и не срываться становилось все сложнее!
— Так я уже пришел, нужно радоваться!
Он нахально поцеловал меня в щеку, пользуясь присутствием иноры Эберхардт, которая лишь снисходительно ему улыбнулась. Петеру подобное проявление чувств было неприятно — он нахмурился и отвернулся в сторону. Вспомнил ли он Сабину? Или подозрения Рудольфа в его отношении не так уж беспочвенны? Этого я не знала. Но мне хотелось думать, что расстроили его непрошеные воспоминания, а не вид того, как на его глазах рушатся тщательно разработанные планы. Как будто этого было мало, Рудольф небрежно добавил:
— А огорчаться будешь завтра — я прийти не смогу, у нас вечером… Впрочем, это вам знать необязательно.
— Я тогда Штефани отпущу пораньше, — предложила инора Эберхардт. — Чтобы за нее не волноваться.
Надо же, оказывается, она обо мне волнуется! Никогда бы не подумала.
— Спасибо, инора Эберхардт, — все же поблагодарила я ее, перед тем как Рудольф вытянул меня из магазина. — До свидания.