Книга Очищение - Софи Оксанен

В дверь клетушки стучали ногами и руками. Туман над бетонным полом стал рассеиваться. Пришла ли эта девушка отомстить? Послала ли ее Ингель? Алиде повернулась, чтобы снять падающую со шкафа сахарницу.

1950,

Западная Виру
ХАНС ОЩУЩАЕТ ВО РТУ ВКУС МОСКИТОВ

Убирая холодильное помещение, Алиде обратила внимание на то, что все трясется, посуда звенит, банка с медом стучит о дерево, стоящая на краю шкафа чашка упала и разбилась. Это была чашка Мартина, ее осколки разлетелись по полу, послышался хруст, когда Алиде наступила галошами на ее ручку. Вопль Ханса не прекращался. Она не могла понять, в чем дело. Если Ханс сошел с ума, сумеет ли она пойти на чердак и открыть дверь? Он может наброситься на нее или выбежать на улицу и, когда его обнаружат, рассказать обо всем. А может, кто-то другой забрался в сарай и влез на чердак? Алиде плюнула черной от угля слюной и некоторое время полоскала водой рот, затем облизала губы и пошла в сарай. Крыша тряслась, лестница шаталась, качавшийся на потолке фонарь едва не падал. Алиде поднялась по приставной лестнице на чердак. Снопы сена раскачивались.

— Ханс?

На мгновение вопль прекратился.

— Выпусти меня.

— Что-нибудь случилось?

— Выпусти меня. Я знаю, что Мартина нет дома.

— Не могу открыть, пока не скажешь, в чем дело.

Молчание.

— Лиде, милая!

Алиде открыла дверь. Ханс вышел наружу. Пот с него валил, одежда была мокрой, оголенная нога — в крови.

— У Ингель не все в порядке.

— Что? С чего ты это взял?

— Я видел сон.

— Сон?

— У Ингель в руках была миска, в нее собирались налить суп, но не успели, как набросилась туча москитов. Я почувствовал во рту их вкус, вкус теплой сладкой крови. Но Ингель была уже где-то в комнате, наполненной паром, она начала снимать платье, и оно было полно вшей, их было так много, что ткани не видно.

— Ханс, это был кошмар.

— Нет. Это было видение. Ингель пыталась говорить со мной. Рот ее был приоткрыт, она смотрела мне в глаза и пыталась что-то сказать, а я старался понять. И тут проснулся. Прежде чем услышал ее. Вкус москитов все еще был у меня во рту, и я чувствовал на своей коже вшей.

— Ханс, Ингель писала, что у них все в порядке, помнишь?

— Попробовал снова заснуть, чтобы узнать, что она собиралась мне сказать, но от вшей кожа чесалась.

— У тебя нет вшей!

Только теперь Алиде заметила, что шея Ханса, руки и лицо сплошь в кровавых царапинах и кончики пальцев — красные.

— Ханс, послушай. У тебя не должно больше случаться таких приступов, понимаешь? Ты очень рискуешь.

— Это была Ингель!

— Это был кошмар.

— Видение!

— Ингель надо забрать оттуда.

— У нее все хорошо. Она вернется обратно, до тех пор тебе надо спокойно продержаться в укрытии. Что бы она подумала, если бы сейчас пришла и увидела тебя в таком виде? Ты наверное хочешь, чтобы она получила назад того же Ханса, за которого выходила замуж? Она не захочет встретить сумасшедшего.

Алиде взяла руки Ханса в свои и сжала. Пальцы у него были вялыми и ледяными. Она слегка засомневалась, а затем обняла его. Постепенно мышцы его расслабились, пульс стал равномерным, затем он положил руки ей на плечи.

— Прости.

— Ничего.

— Лиде, так больше не может продолжаться.

— Я что-нибудь придумаю. Уверяю тебя.

Ханс сжал ее плечи. И его тело было ощутимым, руки крепкими. Алиде готова была отдать что угодно, чтобы увести его сейчас в комнату, в постель, снять с него мокрую потную одежду и вылизать выделяемый порами его кожи запах страха. Прежде она всегда верила в то, что Ханс продержится, но теперь у нее уже не было такой уверенности. Что, если у Ханса снова будут видения? Да еще когда Мартин окажется дома? И хотя Мартин был днем на работе, кто угодно из соседей мог заглянуть в гости. Что если Ханс однажды не согласится вернуться на чердак, поднимет шум, выскочит на улицу, попадет прямо в руки энкэвэдэшников?

Алиде собрала небольшой узелок и спрятала в прихожей, среди других вещей, к которым Мартин не прикасался, среди льняных изделий и прочих дамских принадлежностей. Если что, успеешь захватить с собой в дорогу. Они с Хансом ничего другого с собой не взяли бы.

Но если у Ханса случится припадок, когда Алиде будет в комнате, а Мартин на кухне? Тогда ей придется выскочить в окно комнаты. Наверно, и там, поближе нужно завести второй узелок. Если даже она и прихватит с собой узелок, куда она направится? Ханс, пожалуй, может сразу застрелить Мартина, едва откроет дверь комнатушки, но чему это поможет? А если здесь в то время будут гости? Если бы Алиде и смогла убежать, ее все равно скоро задержали бы и повели на допрос. Узнай Мартин обо всем, он бы первый отдал ее в руки чекистов, тут и сомнений быть не может. Они бы решили, что Ханс — любовник Алиде и захотели узнать, как, где и когда. Ей, возможно, пришлось бы описать все это, показать, снять с себя одежду и показать. Их заинтересовало бы, что у жены Мартина любовник — фашист. Ей привилось бы рассказывать о своем любовнике-фашисте, а поскольку она была женой Мартина, придется сравнить, как это было с фашистом и как с достойным товарищем. Кто был лучше, у кого был крепче? Как блядует фашистская свинья? И все они выстроились бы в круг, с выставленными напоказ членами, готовые наказать, готовые научить, готовые выполоть из ее тела оставленные фашистом семена.

Может, Мартин захотел бы сам допросить свою жену — показать друзьям, что у него нет ничего общего с этим делом. Он доказал бы это с помощью сурового допроса, выказав всю силу злобы обманутого мужчины. И хотя Алиде рассказала бы правду, они ей не поверили бы, а продолжали бы и продолжали и под конец вызвали Волли. Что жена о нем говорила? Что он отличился на работе и она им гордится. Когда на допросах не могли получить признание бандита, приглашали на помощь Волли. И уже на рассвете получали результат. Волли был необычайно умелый в этом деле. И такой искусник. На нашей великой родине трудно найти лучшего слугу.

— Я так горжусь Волли, — истово шептала его жена. Раньше Алиде слышала, что так говорили только о Боге. Слова вылетали изо рта женщины как маленькие лучики, рот блестел золотом. Это было добытое Волли золото. — Лучший муж во всем мире.

Алиде постоянно разглядывала Ханса, выражение его глаз и жесты. Борода многое скрывала, но в остальном он был такой, как прежде, тот же Ханс. И вдруг это случилось снова.

— Прошлой ночью мне явилась Ингель.

Он был совершенно спокоен.

— У тебя опять был кошмар?

— Как ты можешь называть Ингель кошмаром? — голос его резко изменился. Он зло поблескивал глазами, выпрямился, положил сомкнутые в кулак руки на стол.