Книга Все из-за меня (но это не так). Правда о перфекционизме, несовершенстве и силе уязвимости - Брене Браун

Я нервно оценивала ситуацию, когда вдруг услышала: «Миссис Браун, вы здесь?» – «Да, я здесь. Я записываю, чтобы более внимательно вдуматься в проект. Расскажите мне, пожалуйста, о финансировании».

Ух! Сработало. Они принялись объяснять всякие важные вещи, которые я как будто записывала, а сама, держа палец на бесшумной кнопке, подпихнула Эллен к бортику кроватки, взяла девочку одной рукой (какашки, какашки!), виртуозно раздела ее, вытерла дюжиной влажных салфеток и отнесла ее, голенькую, обратно в свою комнату. Она все еще плакала, и молоко уже буквально сочилось сквозь мою майку. Я положила ее к себе на кровать буквально на несколько секунд, чтобы успеть задрать майку, спустить промокший лифчик на пояс, плюхнуться рядом с ней и дать ребенку грудь. Как только Эллен успокоилась, я помчалась туда, где лежал мой телефон, схватила его, успела сделать пару дельных на первый взгляд замечаний, и наконец весь этот ад закончился.

Я испытала такой стресс, что для моего организма он стал чрезмерным. Пару секунд мне казалось, что я сама вот-вот обкакаюсь. Я стояла совершенно растерянная, по лицу лились слезы, мокрая майка свисала со спины, трубку я прижимала к щеке плечом, потому что руки были заняты ребенком, и покачивалась, как пингвин. Я приложила немало усилий, чтобы как можно вежливее и тактичнее отказаться от участия в конкурсе на место исследователя местного сообщества, и поблагодарила интервьюеров за время, которое они мне уделили. Я сидела с Эллен на руках и плакала. Мне было стыдно за то, что я не смогла соответствовать идеальной картинке работающей мамы. То, что мне пришлось отказаться от конкурса на позицию исследователя – полбеды; еще хуже мне становилось, когда я смотрела вниз на маленькую, голенькую, пахнущую какашками Эллен и чувствовала, что ее я тоже подвела.

Через несколько недель Стив и Дон предложили мне применить то, что я знала о стыде, к этой ситуации (да, мне часто приходится слышать «врачу, исцелися сам»[16]). По мере моих размышлений стыд превратился в разочарование, потом – в крушение иллюзий и, наконец, в твердую решимость «никогда не попадаться на крючок этого лживого беби-гламура». Теперь, когда мои беременные первым ребенком знакомые женщины говорят мне, что собираются работать дома, не отходя от новорожденного, я сразу рассказываю им свою историю. Они часто задают встречные вопросы: «А разве нельзя работать, когда она спит?» или: «А разве нельзя посадить ее на горшок, а потом поговорить по телефону?» Я любезно отвечаю им: «В рекламе – можно».

Вот что я поняла, применив четыре элемента стыдоустойчивости к этой ситуации.

Распознавание факторов стыда. Я не хотела, чтобы меня считали неспособной совмещать материнство и работу. Я не хотела, чтобы меня считали нуждающейся в помощи. Я хотела, чтобы меня считали одной из тех работающих мам, которые «все спокойно успевают, и помогать им не нужно». Я все еще не уверена в происхождении установок, питающих этот образ. Знаю, что отчасти их корни уходят в семью, где я росла.

Мама не работала вне дома до моих шестнадцати-семнадцати лет. Она всегда была дома, возглавляла герл-скаутов, водила нас в бассейн, распоряжалась на школьной парковке и т. д. Эту картинку я охотно применяла и к себе, но в моей голове к ней каким-то образом добавлялась еще и работа. Я делаю все то же, что и она, при этом полный день работаю и к тому же заканчиваю аспирантуру. Мысль о том, что «от чего-то придется отказаться», была мне совершенно чужда. Это другие мамы пусть отказываются, те, которые не могут совместить все сразу. А я другая, сами понимаете, я как в рекламе. Рекламные установки выглядели поинтереснее.

• Купи наш ноутбук и работай дома с младенцем, работать будет легко, а ты будешь выглядеть стильно, модно и прикольно.

• Начни свое утро с чашки нашего кофе, и будешь жить в великолепном лофте в Сохо и носить потрясающие шмотки.

• Купите наше моющее средство – и вот вы уже разгуливаете по пляжу с младенцем в одной руке и приказом о повышении в другой.

Применяем критическую осознанность. Существуют ожидания, что женщина может успеть все, появляется эдакий синдром сверхженщины. Несмотря на все мои усилия и уроки, преподанные мне жизнью, я до сих пор иногда думаю, что могу успеть все, причем одновременно. Думаю, это ожидание сформировалось в результате стремления женщин к равенству, хотя поддержки и помощи, необходимой для настоящего равенства, они так и не получили. Необходимость совмещать все, особенно работу и материнство, связана с тем фактом, что мы рассматриваем материнство как неоплачиваемую, второстепенную, нетрудную работу. Правда же заключается в том, что растить детей – работа гораздо более трудная (и благодарная), чем любая другая, какая у меня была. При этом тебя формально совершенно никак не оценивают, не признают и тебе не платят денег. Ну и наконец, все споры насчет «возвращаться к работе или сидеть дома» касаются женщин, которые имеют возможность выбирать. Мы часто виним женщин за то, что они берут на себя слишком много и пытаются стать сверхженщинами. А ведь многим приходится «успевать все», потому что иначе детям будет просто нечего есть.

Для меня практика критической осознанности отчасти состоит в том, чтобы постоянно расшифровывать установки, которые нам преподносит общество. Иногда люди говорят что-то о нашем выборе, и нам становится стыдно, непонятно почему. Приведу несколько противоречивых установок, которые питают наш стыд и сомнение в себе.

• Ты – это то, что ты зарабатываешь.

• Материнство – это просто, ты же больше ничем не занимаешься.

• У тебя должна быть настоящая работа, свои деньги и своя жизнь.

• Ты должна быть дома. Это и есть твоя работа.

• Если бы ты была лучшей матерью и лучшим профессионалом, ты смогла бы легко совмещать одно с другим.

Обращение за помощью. Когда дело доходит до моих личных противоречий по поводу внешности, семьи, материнства, воспитания детей и работы, я на 100 % зависима от своей сети связей. Я завишу от их советов, от их направляющей руки, поддержки, обратной связи, признания, похвалы, а иногда мне просто хочется, чтобы кто-то взял меня за руку или посидел с ребенком. Я потратила много усилий на свою сеть связей, и теперь она широкая и крепкая. Я завишу и от возможности этих людей опереться на меня. Знаю, звучит смешно, но мне нравятся отношения, которые работают в обе стороны. Получать эмпатию – замечательно, это бесценный дар, но и дарить ее не менее прекрасно. И получение, и отдача делают меня лучше и помогают увеличить устойчивость к стыду.

Моя паутина стыда соткана главным образом из того, что выплескивают на меня средства массовой информации и я сама. Я работаю над этим, но я до сих пор беззащитна перед воздействием журналов и фильмов. Мне приходится неусыпно практиковать критическую осознанность и говорить об этих вещах с людьми из моей сети связей. «Кнопки», включающие стыд, иногда нажимают и некоторые мои друзья и члены семьи – особенно в вопросах воспитания детей и работы.