Книга Черновик - Сергей Лукьяненко

Оно мне надо?

Все равно итог один. Этот мир пригоден либо дляфункционалов, либо для граждан, склонных к наркомании. Возможно, сюда будет судовольствием выбираться рэпер с компанией. Или солидные дяденьки сдепутатскими значками на пиджаках. Будут песни петь и голыми при лунетанцевать…

У меня крепло ощущение, что я вытянул мир-пустышку, никомутолком не нужный. Неприятное ощущение, если честно. За Кимгим иЗемлю-семнадцать меня так искренне хвалили… И я вдруг понял, что, как толькооткроется четвертая и последняя дверь, все мое будущее предопределится. Вот уменя уже есть четыре (включая нашу Землю) мира, в каждом из которых мнедоступен круг десятикилометрового радиуса. Сколько ж это будет площади? Пи-эрквадрат… Вроде бы так. У меня всегда было сложно с геометрией. Ну, значит,километров триста квадратных я имею в каждом мире. Всего — полторы тысячиквадратных километров.

По сравнению с тюремной камерой — очень много.

По сравнению хотя бы с Москвой — уже соизмеримо. Москва, этоя со школы твердо помнил, занимает площадь в тысячу квадратных километров.

Ладно, по крайней мере надо до конца исследовать этояблочное царство…

Минут двадцать я бодрым шагом удалялся от башни — временамиоглядываясь назад. Впрочем, потеряться мне вряд ли грозило. Я понял, что башнюощущаю очень четко — как часть собственного тела.

Сад вокруг оставался все таким же запущенным и неухоженным.Но все-таки это походило на сад. Расстояние между деревьями было примерноодинаковое. Четко выделялись яблони разных сортов, у них даже цветы былиразные, причем деревья росли не группами, что еще можно объяснить старойформулой «яблочко от яблони недалеко катится». Нет, разные сорта были посаженылиниями — очень небрежно, но все-таки… У меня появилась слабая надежда, что вэтом мире все-таки живут люди.

И буквально через пару минут я в этом убедился. В воздухезапахло дымком. Я побежал — не тем веселым, беспечным бегом, которым ворвался вэтот мир, а чем-то вроде целеустремленного движения Цая. За яблонями мелькнулагладь воды — неширокая спокойная речка. Я выбежал на берег и остановился.

За рекой был поселок.

Хоть ножом режьте — это был наш, земной, российский поселок.В худшем своем варианте, том самом, что заставляет патриотов кричать овражеских происках, а людей более здравомыслящих строить прожекты вроде поискарусской национальной идеи.

Каркасно-щитовые домики, грязноватые стекла в окнах,покосившиеся серые заборчики — все было той унылой серости, что царит вроссийских селах по весне. Чахлые огородики — казалось, даже морковка в нихдолжна вырастать бурой или белесой, развешенное на веревках белье — той жепыльной окраски. Между домиками бродят, выискивая что-то в пыли, тощие пестрыекуры.

Я-то сам городской житель. Я такие поселки обычно вижу изокна поезда, транспортирующего благополучных москвичей куда-нибудь в Питер илиЕкатеринбург. И всегда утешаю себя тем, что такие села возможны только вдольжелезных дорог, вблизи крупных городов, куда вся молодежь из села уезжает, едваполучив паспорт. А где-то, конечно же, есть настоящие, как в учебниках «Роднойкрай». С аккуратными домами, кирпичными или бревенчатыми, чистымипалисадниками, резными наличниками на окнах… Где-нибудь есть. На Кубани. Или вСибири.

А здесь прописалась унылая серость, особенно поразительнаяна фоне яркой, цветущей природы.

Были здесь и люди. На берегу речки сидела с удочками группамужчин и мальчишек. Дети были совсем мелкие, дошкольного возраста. Почему-то ясразу это отметил — какой-то провал в возрастах, хотя, казалось бы, на рыбалкудолжны были собраться взрослые и подростки, а не мальцы, не способные дажетолком удочку в руках удержать.

И они все улыбались. О чем-то негромко разговаривали,перебрасываясь почти односложными фразами. До меня доносилось: «Клюет!»,«Ага!», «Твоя!», «Да!» Как будто тратить лишние усилия на сложные слова этилюди не хотели… или уже не умели…

Я сел напротив, на другом берегу. Мое появление не вызвалосреди рыболовов ни удивления, ни оживления. Несколько улыбок, бодрых взмаховрук. И все.

Снова достав сигареты, я закурил, пристально разглядываялюдей. А ведь они наши. Все наши, с Земли. Не отсюда и даже не из Кимгима.

— Нет, Дима, — пробормотал я. — Мне кажется, это не годитсяна роль новой национальной идеи. И я очень, очень надеюсь, что это не Аркан.Что это не Россия в две тысячи сороковом году…

Один из рыбаков встал. Посмотрел на меня. Отложил удочку. Ивошел в воду — не раздеваясь и не разуваясь, даже не засучивая брюки. Почти досередины речушки он дошел вброд, потом метров пять проплыл — и снова побрел помелководью, приближаясь ко мне.

Ну хоть какая-то реакция!

Не обращая внимания на текущую с него воду, мужчина подошелко мне и уселся на траву. Дружелюбно улыбнулся. Было ему хорошо за сорок, новыглядел он крепким, здоровым и вполне довольным.

— Здравствуй, хлопец!

— Здравствуй, дядько, — ответил я.

Ну что за «дядько»? С какой стати? Из-за «хлопца», что ли?Но мужчина на такое обращение не обиделся, а спросил:

— А покурить у тебя не найдется?

— Отчего же, найдется, — ответил я в тон. Протянул емусигареты. Одну мужчина закурил, еще две, взглядом спросив разрешения, спрятал вкарман рубашки. В мокрый карман. Я лишь пожал плечами.

— У… — блаженно выпустив дымок, сказал мужчина. — Меня Сашейзовут. Дядя Сашко.

— А меня — Кирилл. — Я не стал иронизировать. Дядя так дядя.

— Издалека пришел, Кирилл?

— Нет. — Я неопределенно ткнул рукой в сторону башни. — Неочень.

— Неужто новый проход открылся? — обрадовался мужчина. — Ну,заживем! Ты откуда будешь?

— Из Москвы.

— А я с Полтавы.

Видимо, исчерпав этим сообщением все темы для разговора,дядя Сашко растянулся на траве, не выпуская из зубов сигаретку.

— И давно вы тут, дядя Сашко? — спросил я.

— Ну… — Он ответил не сразу, покатал во рту сигарету. — Годадва. Или три. Горбача когда скинули?

— Горбачева, что ли? — удивился я. — Президента СССР?

— Во-во!

— Да уж лет десять… нет, что я говорю, лет пятнадцать. Я ине помню-то его толком, — зачем-то признался я.

— Пятнадцать? Ого! — восхитился Сашко. На этом его интерес кпрожитому вне Земли сроку и закончился. Он засунул руки под голову, судовольствием дососал сигаретку и мастерским плевком отправил окурок в сторонуреки.