Книга Дела семейные - Рохинтон Мистри
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Что вы говорили о деньгах на вашем счете?
— Я не помню.
— Куми утверждает, что у вас нет никаких денег. И квартиры тоже нет.
Резкость его тона испугала Роксану.
— Ты не волнуйся, папа, ты же знаешь, какие глупости она иногда говорит.
— Лично я по горло сыт ее оскорблениями, — заявил Йезад. — Больше мы туда не пойдем. Во всяком случае, пока она не извинится. И тебе я запрещаю ходить к ним.
— Но зачем бедного Джала обижать? — жалобно спросила Роксана. — Он же дурного слова не сказал…
— Если бы он меньше вертел свой аппарат, а проявил бы больше мужества, так его сестра вела бы себя пристойно.
— Только не ссорьтесь, прошу вас, — умоляюще сказал Нариман. — Объясните мне, чем Куми так расстроила вас?
Ему рассказали.
— Это правда?
— Может быть, — слабо улыбнулся Нариман.
— Если вы перевели квартиру на их имя, то вы должны это знать.
— Прошло столько лет. Несчастные дети, им так много пришлось пережить. Возможно, я что-то и подписал.
— Очень глупо с вашей стороны.
— Не понимаю.
— Все очень просто: вы утратили юридическое право на квартиру. Теперь оспорить это можно только через суд.
Нариман отвернулся лицом к стене и собрался с мыслями.
— Им, может быть, приятно некоторое время отдохнуть от меня. Но вы что, считаете, что меня навсегда выставили вон?
— Единственный способ проверить — это позвонить в дверь и посмотреть, примут ли вас.
— Ты не волнуйся, папа, они просто тянут время. Хотят, чтобы ты возвратился совершенно здоровым — им так легче будет.
Она отправилась разогревать обед, Йезад пошел за ней.
Капризная плита не желала зажигаться. Йезад отключил газовый баллон, забрал у Роксаны зажигалку и прочистил горелку.
— Надо найти способ перехитрить Куми и Джала, — говорил он. — На самом деле это теперь война умов.
— Но если они не собираются взять папу обратно…
Горелка пыхнула огнем.
— Черта с два. Не выйдет. Раз они играют в эту игру, так придется и нам. Они выкидывают его к нам, а мы выкидываем его обратно к ним.
— Папа не футбольный мяч. Я не играю в такие игры.
— Тебе и не надо. Играть буду я.
Он продолжал щелкать газовой зажигалкой, выбивая из нее снопы искр.
Роксана выхватила зажигалку из его рук и со стуком припечатала к столу.
— Я тебе прямо говорю: если ты выставишь папу, можешь считать, что выгнал и меня.
Ультиматум застал его врасплох.
— Вот как? — сказал он после паузы. — Так мало я значу для тебя, так мало семья значит для тебя?
— А папа что, не семья?
Рассудив, что нет смысла спорить о дефинициях, Йезад покинул кухню, уселся за стол и стал играть с тостером, снова и снова нажимая и отпуская рычажок. Как все запуталось в его жизни, думал он, хоть бы Капур начал планировать свою избирательную кампанию, до выборов всего три месяца. Обещанное повышение, по крайней мере, позволит решить денежные проблемы.
— Пружину сломаешь, папа, — сказал Джехангир.
Йезад вздохнул и отодвинул тостер, как раз когда Роксана поставила на стол кастрюлю, нарезала хлеб и положила по ломтю перед каждым прибором. Оставшийся, шестой, положила на тарелку Йезада и позвала мальчиков.
— Что на обед? — осведомился Мурад.
— Ирландское рагу. — Мать наполнила его тарелку картошкой с луком и подливкой.
— А где баранина? — поинтересовался Мурад.
— Хороший вопрос, — ответил Йезад, — видимо, в Ирландии пасется.
Он обмакнул кусочек хлеба в подливку и принялся за еду.
Джехангир последовал примеру отца и объявил, что рагу потрясающе вкусное.
Мать улыбнулась, раскладывая рагу по тарелкам. Когда она взялась за тарелку Наримана, тот после первой же ложки остановил ее — мне больше не надо. Спасибо.
— В чем дело, чиф? Не нравится постный обед? Поешьте, чтобы не огорчать нашу маленькую Рокси.
— Прошу тебя. Папа и без того расстроен.
— Скоро еще больше расстроится. Скоро можем оказаться на хлебе и воде.
— Прекрати. Как можно быть таким бесчувственным?
Нариман поднял руку.
— Я заслужил все, что Йезаду хочется сказать. Вы страдаете от моей недальновидности. Действительно, было глупо с моей стороны записать квартиру на них.
Он размял картофелину на тарелке и продолжал, не поднимая глаз:
— Поколениям студентов я преподавал «Лира», но для себя так и не извлек урок. Что ж я за учитель, если к концу жизни не стал умнее, чем в молодости?
— Что такое «лир»? — заинтересовался Джехангир.
Нариман проглотил картошку.
— Так звали одного короля, который наделал много ошибок.
— Не ты повинен, папа, в поведении Джала и Куми. Твой поступок только доказывает твою доброту и доверчивость.
— Доброта и доверчивость не дают человеку крышу над головой, — буркнул Йезад.
— Не беспокойся, этот Лир уедет к себе домой, — сказал Нариман. — Я знаю Куми — придет время, и она заберет меня.
Никто не ответил.
Потом Мурад спросил, есть ли еще хлеб.
— Ты получил свою порцию, — сказала мать.
— Но у меня еще осталась подливка.
Роксана подала ему свой ломтик, но Йезад ткнул в него пальцем, потребовал, чтобы Мурад вернул хлеб матери, и подвинул ему свой кусок.
— Нет, папу нельзя лишать хлеба, — возразила Роксана, — он должен ходить на работу, чтобы деньги в дом приносить.
— А маме нужны силы, чтобы судно подносить! — И он перебросил хлеб на тарелку Мурада.
Мурад вышел из-за стола.
Роксана сказала, что если так пойдет, то скоро никто и не вспомнит про баранину — дети будут сыты детскими выходками их отца.
Он подождал, пока мальчики уберут со стола, и пошел обуваться.
— Ты куда? — спросила Роксана.
— Да никуда.
Дверь захлопнулась. Прикрыв рот рукой, Роксана не сводила глаз с розочек на скатерти. За пятнадцать лет семейной жизни он впервые так повел себя.
— Не мучайся, — тихо сказал Нариман. — Беднягу одолевают заботы. Решил немного погулять, прийти в себя. Мне это всегда помогало.
— Ох, папа, разве становится легче от того, что говоришь гадости, выходишь из себя?
— Что ему остается? Он не святой — мы все не святые.