Книга Дополнительный человек - Джонатан Эймс

– Гиллисы здесь, – сказала Лагерфельд. – Она связана с Линкольн-центром и устраивает большой вечер в следующий четверг. Нужно поговорить с ней.

Генри спешно приготовил себе еще один сандвич из крекеров и сыра – другой уже был у него во рту.

– Да, нас должны пригласить, – сказал он. – Но где Лоис? Я что-то ее не вижу.

Лагерфельд указала в дальний угол, мимо толпы, кружащейся вокруг столов с выпивкой, на одинокую леди, рассматривающую картины.

– Мы с Луисом должны поздороваться с ней, – сказал Генри, – а затем я вернусь к тебе и мы займемся Гиллисами. Я скажу им, что знаком с Вивиан Кудлип.

Мы оставили Мэридит и остановились у столика с вином. Привлекательная молодая девушка разливала вино в бокалы.

– Вы русская? – спросил у нее Генри.

Он сказал это флиртуя. Девушка покраснела и ответила:

– Я американка.

– Я всегда думал о вас как о русской. – Генри улыбнулся ей. Я тоже попытался улыбнуться, но, похоже, девушка меня совсем не замечала. Она все еще заливалась краской после слов Генри. Он очаровывал и вел себя как джентльмен.

Мы взяли бокалы и отошли от столика.

– Люди здесь страшно занудные. Эта русская барменша – единственная привлекательная женщина. А мужчины – ходячие мертвецы.

Мы быстренько отхлебнули вина, и Генри сказал:

– Теперь отправляемся к нашей настоящей цели.

Мы двинулись к Лоис, она все еще смотрела картины.

Генри сказал мне:

– О боже, посмотри на это платье. Где только она их находит? Я говорил ей, что она должна одеваться так, чтобы обмануть глаз. Все, что она носит, привлекает внимание к ее самым кричащим дефектам. – На Лоис было туго натянутое платье леопардовой расцветки, которое подчеркивало ее раздутую задницу, из-за которой спина походила на седло.

Лоис рассматривала семейный портрет, и, прежде чем поздороваться с ней, Генри воскликнул:

– На этой картине карлик!

– Только ты можешь принять ребенка за карлика, – заметила Лоис. – Это не карлик, это маленький мальчик.

– Нет, карлик, вне всякого сомнения карлик. Или ребенок, который и есть карлик, он никогда не вырастет.

– Это прелестное дитя, – возразила Лоис. – Ты всегда пытаешься видеть во всем уродство.

– У меня наметанный глаз на гротеск! – сказал Генри, и я почувствовал, что он уже готов оскорбить даму – так быстро они перешли к спору, но он взял себя в руки. Должно быть, подумав: «ФЛОРИДА!» Он внимательно вгляделся в картину и сказал: – При ближайшем рассмотрении я должен с тобой согласиться. Это не карлик. Это ребенок с большой головой, и эта голова довольно привлекательна. Если уж мы заговорили о детях, позволь мне представить тебе моего юного гостя Луиса Ивза. Он приехал в Нью-Йорк, чтобы найти себя, и в настоящее время занимается журнальным бизнесом. Луис, это Лоис. Ваши имена должны произноситься вместе. Они просто катаются на языке.

Мы пожали руки, и Лоис одарила меня милой улыбкой. Генри неожиданно сказал, что проголодался и хочет еще сыра. Перед тем как уйти, он бросил на меня говорящий взгляд, напоминая о важности задачи.

Мы с Лоис перешли к следующей картине. Я был убежден в том, что у нее куча денег, и надеялся ей понравиться.

– Хорошие полотна, – заметил я.

– Мне они не нравятся, – отозвалась Лоис, – но я считаю это безобразием, что никто на них не смотрит.

– Да, – сказал я. – Я понимаю, что вы имеете в виду.

Я не очень хорошо поддерживаю беседу, так что, когда мы перешли к следующей картине, я сказал:

– Мне очень нравится ваше платье. Оно интересное.

Мой тон был сладок и искренен, и Лоис улыбнулась. Она поблагодарила меня за комплимент. Она была очень низенькой, с привлекательным лицом, крошечным носом красивой формы, немного квадратным на кончике. Я заподозрил пластическую хирургию, подтяжку лица, потому что казалось, что у такой женщины должны быть кое-какие морщинки, но их не было. Ее облик дополняли губы, подкрашенные кричащей красной помадой, и матовый белокурый парик, сползший на лоб. Я решил, что Лоис хорошо за семьдесят. Рядом с ней я с тоской вспомнил своих двух бабушек, которые умерли много лет тому назад. Но в конечном счете у меня оставалась тетушка.

Пока мы с Лоис стояли перед картинами и я думал о своих бабушках, у меня возникло неожиданное непреодолимое желание взять ее за руку. Я посмотрел на ее руки. Они были костлявыми, с кричаще-красными ногтями, но в то же время изящными и хрупкими.

– Что именно вы делаете в журнальном бизнесе? – спросила она, несомненно заметив мои нежные чувства.

– Я занимаюсь маркетингом в журнале по охране природы под названием «Терра». Работаю там недавно. Но со временем, наверное, предпочту стать редактором или писателем, – сказал я, изображая из себя почтительного амбициозного внучка.

– Вы знаете, Генри очень хороший писатель. Вы читали его пьесы?

– Нет, – ответил я, – но чувствую, что они очень умные.

– Я их читала. Он хороший драматург, но он может быть очень грубым, знаете ли.

Я видел, что Лоис готова открыться мне.

– Ну, иногда он бывает немного эксцентричен, – сказал я.

– Он ужасно меня оскорбил этим летом. Мэридит предложила, чтобы сегодня я дала ему второй шанс, но мне не нужны друзья, которые критикуют меня так, как это делает он.

– Поразительно, – сказал я. – Он очень высоко вас ставит. – В эту минуту я желал, чтобы Генри слышал, как ловко я ему помогаю.

– Ну, когда-то мы были хорошими друзьями. Чисто платонически. – Она посмотрела на меня, чтобы убедиться, что я понял этот пункт совершенно ясно, и продолжила: – Он был очень хорошим компаньоном, когда умер мой муж. Он ушел от нас прошлой весной. Мы с Генри отправились летом в Европу, и он внезапно изменился. – Она произнесла это зло и с горечью.

– Жаль вашего мужа, – сказал я, надеясь тем самым отвлечь ее гнев от Генри.

– С этим все в порядке. Я собиралась развестись с ним пять лет назад, но он заболел, и мне так и не удалось оформить бумаги. Как раз перед его последним инсультом он был очень груб со мной, так что, когда он находился при смерти, я сказала, что ему придется пройти последнюю милю без меня.

Передо мной была жесткая старая леди, и я подумал, что она рассказывает мне все это, превосходно зная, что я доложу обо всем Генри. Я немного испугался ее и утратил всякое желание взять ее за руку и изображать покорного внука. Едва ли у Генри были шансы вернуть свою комнату во Флориде. Мы посмотрели еще несколько картин, а затем к нам присоединились Лагерфельд и Генри.

– Что за ужасная толпа! – воскликнул Генри. – Какие-то затворники, по злому року решившиеся выйти в свет.

– Будет еще одно открытие, в Уитни, в девять часов, – сказала Лагерфельд. – Там куда более интересная толпа. У меня только три приглашения, так что пробирайся сам. Скажи им, что ты – друг Вивиан Кудлип. Она уже там. Может, это подействует.