Книга Ресторан "Березка" - Евгений Попов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Пролеткультовцы программировали действительно адекватное искусство. Но на них сразу же замахали перьями – настолько страшна была эта реальность, – пояснил Толя.
– Ты удак, Толя, – сказал Гриша.
– Ты удак, Гриша, – сказал Толя.
– Ты удак, Коля, – сказал Миша.
– Ты удак, Миша, – сказал Коля.
Один, имея гонорею,
Шел в Третьяковску галерею,
Но завернул на биллиард
И выйграл денег миллиард.
Из поэзии Н.Фетисова
Все мы – люди культуры. Поэтому я, человек культуры, довожу до вашего сведения информацию, полученную мной от одного армянина с неизвестными (мне) фамилией, именем и отчеством в общежитии для приезжих работников культуры на Красивом шоссе города Москвы.
Этот армянин, будучи администратором филармонии одного из неизвестных городков РСФСР, строго сидел с утра на деревянной койке общежития, уже проснувшись и презрительно глядя, как мучается с похмелья его товарищ по культурным курсам повышения культуры для работников культуры. Товарищ... неизвестный режиссер другого неизвестного российского городка.
Третий жилец этой комнаты, сценарист-драматург, вертелся перед зеркалом, правя галстук и собираясь, как он выразился, «идти драть московскую бабу». «За что вы ее?» – разволнуется темный иностранец, а русский удак с удовольствием пожелает этому Сереге счастливого пути и удачи, потому как еще неизвестно, что выкинет московская баба до или после того, как покорится званому пришельцу.
А я, автор этих строк, вовсе не являлся четвертым обитателем комнаты, где воняло носками и обитали музы, заботливо опекающие средних лет представителей нашей многонациональной культуры. Которые за недолгое время курсов вновь помолодели до идиотизма, почти вновь превратились в студентов – чистили башмаки краем одеяла, по очереди жарили картошку на сале, использовали подряд практически любую женскую особь, случившуюся на их московском приезжем пути, включая сюда и пожилых крашеных уборщиц, что с большим воодушевлением и немалым подъемом собирали у них пустые бутылки, таская сумками в близлежащие посудные ларьки. Я не был четвертым, я длительно ждал в коридоре одного родного человека, а они любезно пригласили меня зайти и предложили драный стул.
– Ну, чао-какава, – сказал сценарист-драматург, уходя.
– Господи, башка-то как разламывается! – метался режиссер, обожженно тряся кистями.
А администратор вдруг сорвался с места и, ни слова не говоря, исчез в коридоре.
– Желудок? – предложил я режиссеру свою версию.
– Ни за упаси бог! – в отчаянье заговорил тот. – Он... у него... о господи... у него на кухне... картошка, – чуть не рыдал он.
А все потому, что винные магазины открывают нынче в одиннадцать часов утра. Было утро.
– У меня пива есть четыре бутылки, не откажетесь? – спросил я.
– С ума я, что ли, сошел отказываться! – воссиял режиссер.
И тут распахнулась дверь, и администратором была торжественно внесена громадная сковородка, пышущая жаром и отвратительно воняющая прогорклым жиром.
Говорили о том о сем. Режиссер постепенно пришел в себя и, хохоча, признался, что оконфузился вчера на банкете в ресторане «Прага», утянувши со стола бутылку польской водки; я ознакомил собравшихся с бытом бичей и других народностей Севера; армянин сказал, что прочитал сегодня в газете про разоблаченную группу всесоюзных виноделов, торговавших по городам и весям обильной Родины самогонным коньяком.
– Начинается статья, что слесарь дядя Саша пустил в канализацию стоведерную бочку коньяка с целью замести следы.
– Стоведерную? – ахнул режиссер, вновь схватившись за голову.
– Да, – солидно подтвердил рассказчик. – Стоведерную. Пахан получил «вышку», шестерки – согласно заслуг.
– Вышку?
– Согласно заслуг?
– Однако я не о том, – сказал администратор. – Я вам, что вот к нам недавно приезжал с оркестром Юрий Силантьев и заработал за три дня 1900 рублей. Дал за три дня десять концертов, а у него концертная ставка – 190 рублей...
– Дал...
– За три дня...
– Ну, не может быть...
– 190. Я сам видел. Согласно решению Министерства культуры...
– А я вот читал несколько лет назад газету «Советская культура», – сказал я. – И там было написано, что Вл. Высоцкий сильно халтурил на Алтае. У него что – тоже такая же ставка? Я интересуюсь.
– Не, – ухмыльнулся администратор. – Володя по-другому работает. Он у нас тоже был. А еще у нас была Валя Толкунова, и меня из-за нее вызывали в райком, потому что, как она запела «Стою на полустаночке в цветистом полушалочке», остановились станки, среди ткачих начались массовые прогулы... Валя-Валя, кого еще, как не ее, так сильно любит народ?
– А вот, говорят, Муслим Магомаев тоже за месяц в Казахстане заработал 300 000 рублей?
– Магомаев? 300 000? Вполне мог.
– А как?
– А вот так, что в Якутии один администратор спьяну заключил в Москве контракт с группой одаренных цыган, а те цыганы, оказалось, ничего не умеют, даже в бубен лупить... Администратор горит...
– Ну?..
– Но не сгорает. Он тут же вызывает по телефону Сличенку на десять дней. И уж тот, конечно, запросил, запросил... Он что, даром тебе в «нашенский край» полетит?
– А у нас один инженер изобрел машину для печатанья денег и продал ее персональному пенсионеру за 10 000. Пенсионер напечатал 300 рублей новенькими пятирублевиками, а потом машина остановилась среди ночи, и оказалось, что она была изготовлена из реле стиральной машины и другого дерьма с вложенными настоящими пятишками.
Пенсионер чокнулся и пошел средь ночи в милицию. Под утро и взяли инженера в постели, где лежал. Милиция хохотала, старик показывал красный билет, инженер сильно матерился, что старик идиот. Никогда, говорит инженер, не думал, что эта старая падла сама на себя в ментовку пойдет...
– Кому сколько?
– Инженеру – три, старому хрычу – условно...
Однако время тянулось и тянулось, а ко мне, наоборот, не шел никто. Вот уж и картошка была съедена нами, людьми культуры, выпито пиво, когда вдруг армянин поднялся и произнес глухо, как в танке:
– Никому не расходиться. Даю десять процентов!.. Только десять процентов, честно предупреждаю, всего десять процентов, – бормотал он, роясь в глубинах своего желтого кожаного чемодана.
Откуда и достал он пачку билетов лотереи «Спортлото-спринт», где выигрыш, как известно, определяется немедленно, путем надрыва и вскрытия.
– Деньги, деньги! Все время про деньги говорили, обязательно мне должно наконец повезти! – вскрикнул армянин, раздавая билеты.