Книга Конокрад и гимназистка - Михаил Щукин

«Что же он вытворяет, поганец, — сердился Николай Иванович, — неужели не понимает, что Гречман за нами сейчас настоящую охоту открыл?.. Эх, деревня-матушка!»

Серый метельный денек быстро скукожился, померк, и без всякого перехода легла темнота. Пора. Николай Иванович и Кузьма покинули свое укрытие и двинулись, прижимаясь поближе к заборам, в сторону Инской улицы.

В окнах дома вдовы Стеши теплился желтый свет.

— Вот здесь она и проживает, красавица…

— Что, бывал? — с усмешкой спросил Николай Иванович.

— Да так, забегал по делам. — Кузьма смущенно кашлянул в кулак и предложил: — Давай сначала я зайду, мало ли чего… Знак подам.

И первым вошел, открыв низенькие ворота. Скоро ворота снова открылись, и Кузьма позвал:

— Заходи, чисто.

В доме, освещенном двумя керосиновыми лампами, пахло свежими шаньгами, недавно вымытыми полами и жареной рыбой. Дородная хозяйка, сияя глазами, стояла возле печки, улыбалась алыми губами и словно бы невзначай расправляла на высокой груди вишневую кофту с диковинными голубыми цветами.

— Добрый вечер, — негромко произнес Николай Иванович, отряхивая с пальто снег.

— И вам — добрый, — отозвалась Стеша, не переставая улыбаться. Затем вздохнула, еще туже натянув на груди кофту, и сообщила: — Не ко времени вы, господа хорошие, заявились…

— Мы всегда ко времени, — строго перебил ее Кузьма. — Рассказывай, когда у тебя Вася-Конь был? Что говорил, куда ушел? Или, может, ты его прячешь здесь?

— Какой еще Вася-Конь? — удивилась Стеша. — Я вам, чай, не кобыла!

— Степанида! Не придуряйся! Мы по-серьезному спрашивам, не до смешков!

Николай Иванович между тем расстегнул пальто, уселся за стол, накрытый скатертью, вытащил из кармана револьвер и положил перед собой. Негромко приказал:

— Садись.

Стеша боязливо присела на краешек стула.

— Рассказывай. И запомни: я два раза не повторяю.

— А… а… что рассказывать?

— Где Василий? Куда ушел? Как он у тебя оказался?

— Это… стрельбу уберите… боюсь я… А сказать… Сказать мне особо нечего. Он два дня до меня гулял, а ко мне под вечер, вот также приполз, все жаловался, что любовь у него несчастная. Я, говорит, с тобой, Стеша, забыть ее желаю. И все заставлял меня на гармони играть. На другой день я его в бане выпарила, мало-мало отпоила чаем, еще оставляла, а он — нет, и ушел, на ночь глядя.

— Когда ушел?

— Вчера это было.

— А куда — не сказал, конечно?

— Я ж не жена ему…

Во время разговора Стеша поглядывала в окно, прислушивалась, и голос у нее становился все беспокойнее.

— Кого ждешь? — Николай Иванович постучал пальцами по скатерти. — Только не врать…

— Да чего меня пугаете? Ну спасу нет — все пугают! А давайте я вас напугаю! Пристава жду, Чукеева, хряка этого! Он деньги сегодня собирает. Число-то какое? Вот и явится, хоть земля развернись. Угощенье ему, денежки, само собой, чтоб в участок не утащил, ну а коли пожелает — значит, и удовольствие доставить придется. Все уразумели? Теперь собирайтесь, и — скатертью дорога! Пугальщики!

Щеки у Стеши зарозовели, в сверкающих глазах будто огонек вспыхнул, высокая грудь под натянутой кофтой колыхалась, и — чудо, как была хороша молодая вдова! — Кузьма, сам того не замечая, даже губы облизнул.

— Вот это конфигурация! — Николай Иванович усмехнулся. — Мечтать будешь, а не придумаешь. Кузьма, несправедливо получается: мы голодные, холодные, а все угощение Чукееву достанется. Лишнее оно ему, он и так толстый.

Кузьма, не понимая, куда клонит Николай Иванович, молчал. Продолжал во все глаза глядеть на Стешу.

— Слышишь, Кузьма, — продолжал Николай Иванович, — покушать бы нам не мешало.

— Я завсегда, — торопливо отозвался тот.

— Ну, тогда накрывай, хозяйка. И слушай, что скажу. Как только Чукеев войдет, начинай орать, да погромче. Будто мы силой сюда влезли. Поняла? Вот и умница. Теперь на стол накрывай.

Стеша вскочила со стула, засуетилась, доставая из шкафа посуду. Кузьма вопросительно глянул на Николая Ивановича, но тот в ответ лишь приложил к губам палец, а затем сделал рукой знак, показывая, чтобы Кузьма вышел. Кузьма сразу сообразил и проворно выскользнул в двери. Николай Иванович снял пальто, небрежно бросил его на спинку стула, сверху пристроил шапку. Затем, подумав, сунул руку во внутренний карман, вытащил небольшой сверток, оглянулся, увидел на стене зеркало и подошел к нему. Стеша, расставляя на столе посуду, подняла голову и замерла, чуть приоткрыв рот: возле зеркала стоял чернобородый мужчина, изменившийся до неузнаваемости, и смотрел на нее суровым и величественным взглядом, таким, что Стеша даже растерялась и спросила невпопад:

— Чего-то желаете?

— Желаем, — даже голос у мужчины изменился, стал густым и протяжным, — желаем хорошего угощения. Пиво у тебя, хозяйка, имеется?

— Наливочка есть, — совсем растерялась Стеша, — а пиво… пиво не добродило еще, слабенькое.

— А нам крепкого и не требуется. Только наливай побольше, побо-о-льше, не скупись, мы за все заплатим.

Стеша послушно нацедила из лагушка в большущую стеклянную бутыль темного и пахучего пива. Выставила на стол. Выжидательно поглядела на Николая Ивановича.

— Чего замешкалась? — протянул тот. — Теперь угощенья мечи, какие имеются. Все мечи! За все заплатим. Вон у тебя как вкусно пахнет, а мы, грешным делом, проголодались, ох, проголодались.

Он вернулся к столу, сел на прежнее место. Оглаживал бороду, чуть заметно улыбался, наблюдая за хозяйкой, которая проворно сновала от печи к столу, щедро выставляя разносолы — как будто век ждала столь дорогих гостей.

За дверями послышался шум. Николай Иванович неуловимо сдернул со стола револьвер и негромко приказал Стеше:

— Кричи! Тебе же лучше будет — кричи!

Стеша растерянно оглянулась, будто ожидала кого увидеть за своей спиной, и закричала:

— Вы зачем приперлись, лиходеи! Вас кто звал! Я вот ухватом по харям бесстыжим! Уходи!

Дверь со стуком отскочила настежь. В дом, громыхая сапогами, ввалился Чукеев. Сзади, в загривок, его толкал Кузьма, наготове держа револьвер. Чукеев вздергивал голову, как делают лошади в неудобном хомуте, и со свистом всасывал раскрытым ртом воздух.

— К нашему столу, к нашему шалашу, господин пристав! — Николай Иванович, не выпуская из руки револьвера, сделал широкий жест, приглашая садиться, сурово крикнул на Стешу: — Да замолчи ты, дурная баба! Угощай господина пристава, пива ему наливай, не скупись, видишь — с морозу человек пришел!

Стеша дрожащими руками налила в стакан пива из стеклянной бутыли, протянула стакан Чукееву. Тот мотнул головой, буркнул: