Книга Обручение на Чертовом мосту - Елена Арсеньева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она не договорила, онемев от изумления, когда мокрый носНептуна вдруг ткнулся ей в колени. Ирена снова провела руками по стене иобнаружила, что вертикальная панель чуть сдвинулась. Сильней надавила на нее –и в то же мгновение Нептун проскользнул в ее каморку и запрыгал рядом,счастливо повизгивая.
– Тише! – зашипела Ирена, хватая его за загривок. – Меня жестерегут снаружи! Услышат!
Умнейший пес мигом притих, но не угомонился. Схватил Иренузубами за подол рубахи и потащил к стене. Она снова ощупала сдвижную панель.Да, в это отверстие очень легко пробраться бульдогу, а если совсем сдвинутьпанель, то и Ирена легко выскользнет.
Искушение было слишком велико. Она вытолкнула в щельНептуна, потом протиснулась сама и оказалась в знакомой зале, где на сценегромоздились кадки с березками, осинками, где пахло гримом и пыльными бархатнымзанавесом.
Длинные голубые, дымные прямоугольники лунного света лежалина полу. Луна стояла прямо напротив окон, затмевая звезды в небесах, – белая,огромная и такая прекрасная, что у Ирены сердце защемило на мгновение.
Но сейчас было не до прекрасной луны!
Первым побуждением было кинуться к высокому французскомуокну, распахнуть его и бежать куда глаза глядят, но неподалеку простучал в своюколотушку сторож – и Ирена опомнилась. Куда бежать босиком, раздетой? Да итолько ли в этом дело? Можно вернуться в каморку, одеться и обуться, можноисхитриться обойти сторожей и выбраться на большую дорогу (на Чертов мост Иренабольше ни ногой!), можно даже уйти довольно далеко… и что потом? Пешком доНижнего? Хватит ли сил? А главное, хватит ли совести – чтобы представлять себе,как за ее побег засекают плетьми до смерти Емелю, Матрешу, Курю? ЖюстинуПьеровну, наверное, не станут бить, этого не посмеет даже наглый и бессовестныйАдольф Иваныч, но ее наверняка выгонят, не заплатив. А барину не слишком-тонажалуешься, барин весь под влиянием немца, да и что ему за дело до бед инесчастий крепостных актеров? Ему нужно от них только веселье, толькоразвлечение. О том, что и они тоже люди, он, наверное, даже и не подозревает,даже не задумывается о них, как не задумывалась еще недавно и сама Ирена…
Углубившись в свои невеселые размышления, она не сразузаметила, что Нептун схватил ее зубами за подол рубашки и куда-то тащит. Итолько когда оказалась у двери, ведущей в коридор, спохватилась:
– Куда ты, Нептун?!
Разумеется, он снова не ответил! Может быть, потому, что нехотел выпустить рубашку Ирены? Толкнул задом дверь и потащил девушку в коридор.
– Да ты с ума сошел? – шипела она испуганно. – А если кто-тоувидит? Решат, что я хочу сбежать! Пус-сти сейчас же!
Нептун делал вид, что не слышит. Вихляясь крепким,мускулистым телом, он пятился дальше и дальше через анфиладу комнат, а Ирена,холодея от страха, тащилась за ним, пытаясь выдернуть из его пасти подол. Ноэто было невозможно.
Вокруг слабо, сладко пахло медом: весь день по всемкомнатам, готовясь к приезду гостей, вощили мебель и полы – натирали воском. Вполированных стенках шкафов сияли лунные блики.
Наконец Ирена и Нептун оказались в просторной комнате, гдевсе было залито ярким голубоватым светом. Эту роскошную комнату Ирена узналасразу. Эти картины, этот огромный шкаф, набитый книгами… Графский кабинет. Вотздесь в первый же вечер их с Игнатием приезда в Лаврентьево он палил изпистолетов по изысканному фарфору. Ирена думала, что Игнатий расстрелял всезаряженные пистолеты, ан нет – один все же приберег напоследок…
– Пойдем дальше, Нептун, – сказала она глухо. – Пойдемдальше, тоскливо мне здесь…
И только тут поняла, что бульдог уже отпустил ее и несобирается никуда тащить. Он прыгал около книжного шкафа. Прыгал, бил лапою поключу, который торчал в скважине, оборачивался к Ирене, повизгивал нетерпеливо…
– Тише, услышат! – испуганно шепнула она, однако Нептун неунимался, визг его сделался просто-таки истерическим, и Ирена, в самом делебоясь, что Адольф Иваныч услышит стоны своего любимца и придет на них, открылашкаф:
– Чего тебе тут надо? Почитать захотелось? В самом деле,лучше бы твой хозяин научил тебя читать, чем…
Ба-бах! Нептун подпрыгнул и сшиб с полки какую-то коробку,лежащую на книгах. Коробка свалилась с грохотом, который показался Иренеоглушительным. Она сжалась в комок на полу, ожидая, что вот-вот распахнетсядверь и ужасная ручища Адольфа Иваныча вцепится в ее волосы. Но в доме царилапрежняя сонная тишина, только Нептун довольно урчал.
Ирена осмелилась поднять голову и увидела, что он что-тожует.
Сигара! Да ведь он жует сигару! Коробка, которую он сшиб,была полна сигарами!
Ну и псина… Ох и псина… Умнее иного человека! Запомнил словаАдольфа Иваныча, что только Ирена может дать ему сигару, приволок ее сюда…
Однако он отравится, если сожрет столько табаку!
Ирена торопливо начала собирать сигары с полу. Их был тут неодин десяток, они еле помещались обратно. Две или три Нептун подгреб лапой себепод брюхо, их не достать, но остальные нужно положить в коробку и спрятать вшкаф да запереть покрепче. А потом быстрей вернуться в свою каморку, пока никтоне застиг ее здесь.
Расписная деревянная коробка показалась ей знакомой. Да ведьименно ее показывал Ирене Игнатий, именно ее завещал граф Лаврентьев своемунесчастному сыну… Какая жестокая издевка!
Ирена дрожащими руками укладывала сигары, как вдруг увидела,что на полу валяется какой-то листок. Наверное, он лежал под сигарами.
Надо скорей подобрать его и положить на место. Никто недолжен догадаться, что коробку брали!
Ирена подняла листок. Он был исписан ровным, крупнымпочерком. Она невольно вчиталась – и все поплыло у нее перед глазами.
Завещание графа Лаврентьева
«Игнатий, мой дорогой сын! Я в первый раз называю тебя так –в первый и последний. Наша жизнь прошла во взаимных пререканиях, в вечномнедовольстве друг другом, в ссорах и сварах. Да, у меня были основания выражатьтебе неудовольствие… но я не хочу тратить на это последние часы моей жизни.
Я умираю и знаю это. Проклятый цирюльник лишил меня жизниодним движением своей бритвы, хотя не перерезал мне горло, а срезал всего лишьпустяшную мозоль. Антонов огонь пожирает меня… на завтра назначена операция, ночто-то говорит мне, что я не переживу ее.
