Книга Палач - Евгений Бабарыкин

Она проорала мне все это в лицо. Капельки слюны из ее рта иногда долетали до меня и жгли, как яд. Что-то происходило во мне. Что-то ломалось, плавилось, корежилось и гнулось. Что-то очень важное, то, ради чего стоит жить. А может, все наоборот. И сейчас во мне оно, это самое, только рождается?

Тюремщик и Стас упорно не смотрели на меня. И правильно делали. Не знаю, что бы я вытворил, заметь на их рожах хоть тень ухмылки.

Чувство было такое, словно на меня вылили ведро холодной воды. Хотя нет, это слишком слабо. Взяли за шкирку и окунули в ледяные вонючие помои. А душу вынули и бросили в костер. Как будто Ира вырвала из груди мое сердце и сжала его в своей маленькой ручке.

Ира не смотрела на меня. Она отвернулась к стене и тяжело дышала. Решение пришло быстро. Нужно менять все, всю жизнь. Наверное, я просто осёл, что не видел этого раньше. Ну и пусть. Главное, что я это понял.

– Пошли в Уральск, – сказал я. – Как бы ты ко мне ни относилась, нет смысла умирать.

– Что, думаешь время раны лечит? – крикнула она, в ее голосе слышна издевка. – Не надейся!

– Пошли.

– Не пойду, сказала же!

– Силой поведу.

– Пошел ты!

Я сделал два шага, поднявшись по лестнице, быстро присел, пока никто не успел среагировать, и закинул Иру себе на плечо, так что она смотрела теперь на мой зад.

– Скотина! – теперь уже совсем по-бабьи завизжала она. – Отпусти меня, кретин!

Не обращая внимания на ее крики, я развернулся и пошел на улицу. Она еще что-то кричала, пыталась укусить меня за спину… Что-то говорил Дмитрий, забежав передо мной и заглядывая в лицо. Кажется, лаяла Рыжая, когда мы прошли мимо толпы местных, по-прежнему стоящих на площади.

Я ничего не слышал. Звуки соскальзывали мимо и уносились прочь, ничего не знача и не оставляя во мне никаких следов. Наверное, слова Ирины переполнили на время какую-то емкость, так что я не был способен воспринимать ничего, что можно донести звуками. Я смотрел глазами, чувствовал кожей ветер и дождь на лице да приятную тяжесть на плече. Весь мир сжался до картинки перед глазами. Дорога с торчащими, как сточенные шипы, валунами, зажатая жутким черным лесом с нереально-яркой травой под деревьями. Все это укрыто темно-серым небом и прочерчено косыми струями дождя. Картинка как нельзя лучше отражала то, что творилось в этот момент внутри меня. И, как надежда на то, что все произошедшее в конце концов тоже уйдет, сгинет под напором времени, меж камнями то и дело мелькало красное пятно. Рыжая продолжала служить. Если так можно говорить о друге.

Глава 11

Замечали, время может растягиваться или сжиматься в зависимости от того, что вы чувствуете? В опасности, при выбросе адреналина, окружающий мир останавливается, дает возможность прожить несколько лишних минут, втиснутых в мгновение. А бывает наоборот – когда вам хорошо, когда счастливы, вы сами замедляетесь относительно того, что происходит вокруг.

Я не чувствовал, что счастлив. Но мне показалось, что до Моченых Дворов я добрался за несколько минут. О том, что я ошибаюсь, говорило отекшее плечо и прекратившая орать Ира – через какое-то время она устала и уснула.

Калитки перед входом во двор дома, где жил Иваныч, уже не было. Мусор с дорожки смели, а кирпичная кладка с вмурованными в нее закладными деталями-петлями для навешивания калитки была восстановлена. Войдя во двор, я увидел и саму калитку – она была прислонена к забору с обратной стороны.

Я поднялся на крыльцо и постучал. Дверь тоже выпрямили – довольно грубо, но все же лучше, чем было до того. Иваныч даже уже зашкурил облупившуюся краску. Но покрасить не успел. Я постучал еще раз. Иваныч не отзывался, зато очнулась Ира.

– Отпусти меня, козел! – заорала она во весь голос и принялась извиваться, как видно, набравшись сил за время сна. Я с трудом удерживал ее одной рукой.

Потом мне пришло в голову, что мы уже на месте и деваться ей особо некуда. Я снял ее с плеча и посадил на бетон крыльца. Она тут же лягнула меня ногой в бедро, потом еще раз, больно попав в кость голени. Она подтянула колени к груди и попробовала встать. Если она сделает это, мне потом придется ловить ее по всему лесу. Или куда там еще ей придет в голову направиться…

Я сбросил рюкзак и отцепил карабины одной лямки. Потом выждал момент и навалился Ире на колени, прижав их к полу.

– Что ты делаешь, придурок?! Пошел вон!

Если бы у меня было что-то подходящее, то я заткнул бы ее рот. А пока ограничился тем, что связал ей ноги узлом, которому меня научил дядя Боря.

– Скотина! Вот теперь ты удовольствие получаешь, да?! Давай еще штаны мне спусти и оприходуй, все равно будет почти то же самое, что и в Уральске!

Не знаю, как мне удалось и в этот раз удержаться и не ударить ее. Даже ладони зачесались. Я плюнул и быстро сбежал с крыльца от греха подальше.

Если Иваныча нет дома, он должен быть или в лесу, или у себя на огороде. Там я его и нашел. Участок у него был приличный, соток десять, не меньше. Половина засажена морковкой, половина – картошкой, луком, свеклой, капустой и еще всякой всячиной – всего понемногу.

Хозяин дома стоял ко мне спиной, вернее, тем местом, что оказывается вверху, если человек становится в позу «огородника».

– Иваныч! – окликнул я его.

Он вздрогнул и дернулся в сторону автомата, прислоненного к стволу засохшей яблони.

– Ты так не шути, Серега, – сердито сказал он, выпрямляясь. – Вдруг пальну с перепугу…

– Да это ты заработался… Мы тут орем уже полчаса, а ты не слышишь.

Иваныч прислушался. От двери даже до огорода доносились невнятные крики Иры.

– Неужели отдали? – удивился Иваныч. – Что-то быстро они согласились… Я думал, Дрын тебе все мозги высушит, пока сдастся… А чего она орет?

– Да так… Выяснили отношения.

– Что-то мне не нравится, как она кричит.

– Мне тоже. Поможешь мне?

Не дожидаясь его согласия, я пошел обратно к дому.

Иваныч подошел к крыльцу с закинутым за спину автоматом.

– Ублюдок! Урод! Сука! – с новыми силами надрывалась Ира, удвоив громкость при виде хозяина дома. – Отпусти меня, придурок!

– Мне нужно запереть ее где-нибудь на время! – крикнул я, наклонившись к уху Иваныча. – Поможешь перенести?

– Сейчас руки помою, и вернусь! – крикнул он в ответ.

Пока его не было, Ира продолжала поносить меня грязными словами, делая паузы только для того, чтобы перевести дыхание.

Иваныч вернулся с полотенцем в руках. Он свернул его в жгут и, воспользовавшись тем, что Ира его не видит, неслышно подошел сзади и быстро сунул кляп ей в рот.

Ира захрипела что-то сквозь тряпку, но теперь можно было разговаривать, почти не повышая голос.