Книга Девушка лет двадцати - Кингсли Эмис

– О, мне кажется, да!

– Кажется?

– Он никогда не спрашивает, а я никогда не рассказываю. Вообще не рассказываю, не только про тебя. Но мне кажется, он знает. Должно быть, знает.

– Ну и чудесно!

Дверь отворилась, и маленький, коренастый человечек впустил нас в дом. Он был лысый, с коротко стриженной бородой, которая (образ мгновенно и четко выстроился у меня в мозгу) обрамляла его безусую физиономию. Увиденное вкупе с тем, о чем мы только что обмолвились с Вивьен, немедленно навело меня на мысль, что на самом деле она решила таким образом вбить клин между мной и тем другим типом. Но вот я уже упрекал себя за то, что приписываю ей такой типично, даже вульгарно вандервейновский ход. И тем не менее не раз за этот вечер на меня вдруг накатывало подозрение, что передо мной специально нанятый Роем актер, получивший задание завлечь, втянуть меня обманным путем в очередную махинацию.

– Как поживаете, мистер Коупс?

– Очень рад снова вас видеть! Хотя разве вы… Вы не…

Тут старичок принялся что-то выделывать щеками и подбородком, обычному постороннему ничего не сказавшее бы, однако, на мой взгляд, с достаточной убедительностью свидетельствовавшее, что он связал мое появление с образом того другого типа, чем поверг меня в некоторое разочарование и недоумение: неужто мое сходство с этим неизвестным было не столь отдаленным? Но тут я вспомнил, как Вивьен говорила, что он всего на дюйм ниже ее, а значит, на целых восемь ниже меня, и снова повеселел. Хотя, может, у нее имеется еще один другой тип?…

– Нет, папа, это мистер Йенделл, Дуглас Йенделл, – сказала Вивьен, как всегда пытаясь предотвратить возможное «Рэндэлл» и тому подобное у тех, с кем меня знакомила.

– Понял, понял, Вивви! Не волнуйся, детка! Проходите в дом, что мы тут стоим! Давайте-ка взглянем, что бы нам такого выпить.

Мы прошли в комнату, по-видимому кабинет, с открытым шведским бюро, пишущей машинкой, почтовыми весами, со множеством справочников – или чем-то в этом роде; стены были сплошь увешаны картинками, свидетельствовавшими о пристрастиях хозяина. Я отметил репродукцию «Света мира» Хольмана Ханта, фото епископа Кентерберийского, одного известного американского евангелиста, одного негритянского священника и еще кого-то, очень сильно напоминавшего Семюэля Весли, потом литографическое изображение Гайдна (по-видимому, в момент создания «Сотворения мира»), какие-то манускрипты, свитки, иллюминированные рукописи.

На все это помахав рукой, мистер Коупс заметил: «Для всеобщего обозрения!» – и повел нас к карточному столику под грубым розовым сукном, на котором стоял серебряный поднос с графином и тремя бокалами. Он немедленно разлил и подал нам напиток.

– Не слишком хорош, правда? – едва мы отпили, спросил он (на что я про себя согласился). – Называется кипрский шерри. Более точное определение, пожалуй, кипрский изюмовый чай с добавлением спирта. Они замачивают изюм на солнце в резервуаре с водой, и то ли он сам начинает бродить, то ли они кладут какую закваску – точно не скажу, – только после этого процеживают и добавляют спирт. Но изумительно полезный напиток! Слыхали, что у них там творится? Сегодня в газете.

Ему пришлось пояснить, что он имеет в виду уже не изготовителей кипрского шерри, а правительство при исполнении обязанностей. Те то ли одобрили, то ли рассмотрели вопрос о повышении цен, а может, о повышении заработной платы. Мистер Коупс пояснил, что не питает интереса к политике и никогда не питал, но считает, что нашей стране, очевидно, не хватает диктатора, разумеется, не злодея, а такого, который сложит с себя полномочия правителя, как только необходимый период военной диктатуры себя изживет. На вопрос, каковы, по его мнению, могут быть результаты этого периода, если все пойдет как надо, мистер Коупс отвечал, что восстановятся единство и добропорядочность, причем самыми справедливыми методами, без всякого выпячивания отдельных классов или групп: предприниматели-спекулянты, равно как и забастовщики с агитаторами, будут засажены за решетку, цветные землевладельцы вместе с цветными арендаторами – высланы из страны, студентов-бунтовщиков и хулиганствующих болельщиков футбола будут отстреливать поодиночке на улицах. В установившейся подобным образом атмосфере обмена мнений обсуждение таких проблем, как аборт или гомосексуализм, скорее всего, само по себе упразднится.

Поприсутствовав несколько минут в нашем обществе, Вивьен удалилась на кухню. Мистер Коупс подлил мне в стакан и произнес кротко, в присущей ему манере:

– Думаю, не ошибусь, мистер Йенделл, если скажу, что вы, вероятно, спите с малюткой Вивви?

Этот вопрос застал меня буквально врасплох. Быть может, я встретил бы его куда достойней, будь он (этот вопрос) задан чуть позже, в обстановке, смягченной присутствием Вивьен, если бы этому хотя бы предшествовало некоторое покашливание и если бы еще не были так свежи в моем мозгу идеи о насаждении добропорядочной жизни путем военной диктатуры. Но сейчас я услышал, как произношу, прямо-таки выпаливаю, следующее:

– Нет-нет! Вы ошибаетесь! Ничего подобного!

– Ничего подобного? В таком случае у вас, должно быть, имеется другая или другие молодые особы из вашего окружения, с которыми вы спите, не так ли?

– Нет! Разумеется, нет! Что вы!

– Нет? Тогда, возможно, вы предпочитаете иметь дело с родственным вам полом? Должен признаться, глядя на вас, никогда бы не подумал…

– Господи, о чем вы!

– Ну, тогда остается только предположить, что вы находите уединенное удовлетворение в тайных пороках, от которых нас пытаются оградить еще со школьной скамьи?

– Я… как вы могли подумать!

– Так-так. И давно вы встречаетесь с Вивви?

– Месяца четыре.

Тут мистер Коупс резко дернулся, как будто его легонько ударило электрическим током:

– И сколько же вам лет?

– Тридцать три года.

– Ясно. Послушайте, мистер Йенделл, наверное, я слишком старомоден, только мне никак не кажется нормальным, что здоровый и физически развитый молодой человек, как вы, имея дело со здоровой и физически развитой девушкой, как Вивви, способен до такой степени подавлять в себе естественные потребности.

– Я приму это к сведению, – сказал я, с тоской отвлекаясь на мысль, что там в данный момент поделывает Сильвия.

– Я называю свой прием «Вилка Коупса»! – Тут мистер Коупс зашелся тихим довольным смешком, как смеются над потешным домашним животным. – Чем-то напоминает игру в шахматы. Стоит вам ответить «нет» на первый вопрос – а вся хитрость состоит именно в том, чтобы вынудить вас ответить сразу отрицательно, – и тогда единственный для вас шанс свести игру вничью – это ответить утвердительно на второй вопрос и потратить оставшееся время на описание того, как высоки ваши чувства к Вивви. У одного посетившего меня субъекта именно так получилось. По-моему, он говорил, что работает в каком-то издательстве. Но это – случай совершенно исключительный. Должен отдать вам должное, мистер Йенделл, вы шли на проигрыш, не теряя достоинства. Должно быть, вам все нипочем. Наверное, Вивви именно это в вас и нравится. Она любит таких, кому все нипочем. Можете курить, если хотите! В последние годы, – продолжал он, – Вивви приводила ко мне много молодых людей, всех не перечесть. Один даже был в летах, по-моему, вы даже знаете его имя. Разумеется, не женат. Но и не разведен. В то время Вивви было двадцать два, не больше. Я решительно против него восстал. Во-первых, слишком большая разница в возрасте, а во-вторых, я вообще не доверяю мужчинам, которые до сорока не женятся и не имеют детей. Я сказал об этом Вивви, ну и все.