Книга Везунчик Джим - Кингсли Эмис
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Если вы про ход ваших мыслей, то да, уяснил.
— Вот и славно. Итак, подытожим: возьметесь за старое — или за новое, — я вам шею вашу грязную сверну и заодно трескучее увольнение обеспечу. Вопросы есть?
— Вопросов нет. Только если полагаете, будто я кому бы то ни было позволю свернуть себе шею, вы глубоко заблуждаетесь, а если полагаете, будто с работы увольняют всякого, кто подвозит в такси девушку профессорского сынка, то заблуждаетесь еще глубже, хоть такая возможность и сомнительна.
Ответ убедил Диксона, что Бертран пока не спрашивал отца о его колледжских перспективах. Ответ был следующий:
— Не воображайте, Диксон, что мною можно безнаказанно пренебрегать. Еще никто не пытался.
— Ничего, Уэлч, это дело времени. А пока уясните, в свою очередь: Кристине решать, встречаться со мной или не встречаться. С ней и играйте в пужалки, раз вам так приспичило.
Бертран вдруг залился брехливым фальцетом:
— Ты, ублюдок, с меня хватит! Или ты сейчас заткнешься, или пеняй на себя! Чтобы каждая посредственность, каждый учителишка-ботаник мне рога пытался наставлять! Да это неслыханно! С дороги, мелочь, а то под колеса попадешь. Отстань от моей девушки, ты только время теряешь — ее, и свое, и мое заодно. Какого черта ты с ней добиваешься? Тебе не шестнадцать, чтобы воображать, будто у тебя есть шансы. Ты вообще в зеркало давно смотрелся, недомерок несчастный?
От ответа Диксон был избавлен внезапным появлением Кристины и Маргарет. Произошла разбивка на пары — Кристина, до сих пор отчаянно и тщетно телепатировавшая Диксону, взяла Бертрана под руку и вывела из комнаты (коридор долго оглашался эхом его филиппик); Маргарет молча предложила Диксону сигарету, и Диксон не отказался. Они сели рядком на кушетку и еще помолчали. Диксона трясло. Он покосился на Маргарет — и тяжкое бремя раздавило ему плечи.
Диксон понял теперь, какую именно мысль гнал с самого вчерашнего утра. Стычка с Бертраном много способствовала успеху гонений; теперь глаза открылись. Не получится у них с Кристиной завтра попить чаю — если Диксону и светит чай в женском обществе, отличном от общества мисс Катлер, это будет общество не Кристины, а Маргарет. Диксону вспомнилась метафора из современного романа, одолженного Альфредом Бисли: в романе у одного бедняги чувство вины прогрессировало подобно опухоли; впрочем, может, автор употребил другой медицинский термин. Так вот, метафора была в тему: Диксон чувствовал себя совсем больным.
— Вы из-за бала повздорили, да? — спросила Маргарет.
— Да. Бертран на взводе.
— Неудивительно. А что он такое кричал?
— Хочет, чтобы я с дороги ушел.
— Из-за нее?
— Да.
— И ты уйдешь?
— Что?
— Ты уйдешь с дороги?
— Да.
— Почему, Джеймс?
— Из-за тебя.
Диксон ожидал демонстрирования того или иного сильного чувства, но Маргарет сказала только «по-моему, глупо с твоей стороны» ровным тоном — не нарочито ровным, а просто ровным.
— Почему ты так говоришь, Маргарет?
— Мы вроде все вчера решили. Не вижу смысла начинать снова-здорово.
— Ничего не поделаешь. Рано или поздно начать придется — так почему не сейчас?
— Не говори ерунды. С ней бы тебе хорошо было — не то что со мной.
— Весьма вероятно. Только я-то должен тебя держаться. — Диксон произнес эти слова без горечи; впрочем, горечи он и не чувствовал.
Маргарет помолчала.
— Мне твое самопожертвование не нужно. Ты отказываешься от нее из порядочности. Так только дураки поступают.
Следующая реплика раздалась только через минуту, если не больше. Диксона не оставляло чувство, что в этом разговоре, да и в отношениях с Маргарет вообще, суфлируют ему отнюдь не его совесть либо разум, но и Маргарет к суфлерской будке даже не приближается. Сейчас отчетливее, чем когда-либо прежде, он понимал: все его слова и действия не зависят от его воли. Причина их даже не скука, а способность прочувствовать мизансцену. Откуда она взялась, Диксон понятия не имел; по крайней мере его пожеланиями никто не поинтересовался. Он поморщился: слова уже пришли, расселись по полочкам, и, за неимением других, скоро будут вызваны невидимым режиссером. Диксон встал, направился к окну — может, получится соорудить альтернативный монолог из того, что предстанет глазам по ту сторону стекла, — однако на полпути обернулся к Маргарет и произнес:
— Порядочность тут ни при чем; просто я понимаю, что должен делать.
Звонким, чистым голосом Маргарет отвечала:
— Это ты придумал, потому что меня боишься.
В первый раз с тех пор, как Маргарет вернулась в комнату, Диксон поднял на нее глаза. Маргарет сидела на кушетке с ногами, обняв колени; выражение лица было внимательное. Посмотреть со стороны, так подумаешь, будто Маргарет дискутирует на тему, ей интересную, в которой она вдобавок хорошо подкована. Диксон заметил, что нынче она совсем чуть-чуть подкрасилась, не как обычно.
— После вчерашнего не боюсь, — возразил Диксон. Фраза опять вырвалась сама собой, он ее не хотел.
— О чем ты?
— Не бери в голову. И перестань спорить. Все же ясно как день.
— Только не для меня. Джеймс, я тебя совсем не понимаю.
— Нет, понимаешь. — Он снова сел с ней рядом. — Пойдем сегодня в кино, а? Ты ведь можешь отказаться от театра. Кэрол не обидится, я знаю.
— Я в театр и не собиралась.
— Тем лучше.
Он взял ее руку; она не шевельнулась. Последовала очередная пауза, нарушаемая грохотом шагов вниз по лестнице. Маргарет взглянула на Диксона, сразу отвернулась и сказала довольно сухо:
— Будь по-твоему, пойду с тобой в кино.
— Вот и хорошо. — Диксон радовался завершению мизансцены. — Я к Недди, зарезервировать место в колымаге. Шестеро там легко сядут. А ты давай собирайся.
Они вышли в холл, где Уэлч, в синем саржевом костюме пугающе экстравагантного покроя, изображал любителя искусства перед своим приобретением, дай Бог, не последним. Когда Маргарет со словами: «Я буквально на минуту», — взбежала по лестнице, Диксон припомнил: разговор, каковы бы ни были прочие его характеристики, продемонстрировал искренность обеих сторон, прежде в их отношениях невиданную. А это уже кое-что.
При появлении Диксона рот Уэлча открылся — не иначе для лекции со вступлением вроде: «В детских рисунках, Диксон, мы сталкиваемся», — но Диксон успел первым — завел про то, что Маргарет, если можно, тоже поехала бы в машине. На секунду явилась гримаса святого недоумения, по окончании визита Уэлч кивнул и вместе с Диксоном проследовал к парадной двери, каковую и открыл. Они вышли на крыльцо. Веял легкий ветерок, солнечный свет смягчали полупрозрачные облака. Было заметно прохладнее, чем утром.