Книга Самозванец - Сергей Шхиян

По всем историческим свидетельствам, мой новый знакомый был весьма незаурядной личностью, чему я сам оказался свидетелем. Познакомиться с ним ближе, если удастся сойтись и попытаться разобраться в этом человеке, было бы чрезвычайно интересно.

Во все свое недолгое правление он принимал немало умных, дальновидных решений, что отмечал тот же Карамзин. Вот что он писал о проведенных царем реформах: «Угодив всей России милостями к невинным жертвам Борисова тиранства, Лжедимитрии старался угодить ей и благодеяниями общими: удвоил жалованье сановникам и войску; велел заплатить все долги казенные Иоаннова царствования, отменил многие торговые и судные пошлины; строго запретил всякое мздоимство и наказал многих судей бессовестных; обнародовал, что в каждую Среду и Субботу будет сам принимать челобитные от жалобщиков на Красном крыльце. Он издал также достопамятный закон о крестьянах и холопах: указал всех беглых возвратить их вотчинникам и помещикам, кроме тех, которые ушли во время голода, бывшего в Борисово царствование, не имев нужного пропитания; объявил свободными слуг, лишенных воли насилием, без крепостей внесенных в Государственные книги. Чтобы оказать доверенность к подданным, Лжедимитрии отпустил своих иноземных телохранителей и всех ляхов, дав каждому из них в награду за верную службу по сороку злотых, деньгами и мехами, но тем, не удовлетворив их корыстолюбию: они хотели более, не выезжали из Москвы, жаловались и пировали!»

Так что можно считать, что новый царь был весьма способным молодым человеком, с четким виденьем того, что нужно государству. Ну, а то, что из его правления получится, нам вскоре предстояло увидеть.

— Так он сделал тебя окольничим или не сделал? — пристала ко мне Наташа.

Вообще-то, как протекает такая процедура раздачи слонов, я не знал. Ну, там издается указ, проводят запись в каких-нибудь книгах. Пока только уже второй царь жаловал мне дворцовую должность, которую я не знал, принимать ли, и что с ней делать.

— Не знаю, сделал ли, но назвать назвал. И велел, когда я решу свои домашние дела, явиться к нему в Кремль.

— А какие у тебя такие дела? — заинтересовалась девушка.

— Честно говоря, никаких, — ответил я, даже не представляя, как я ошибаюсь. Пока у нас все было в полном порядке, и мы даже разбогатели на двадцать серебряных монет, что было очень неплохо ввиду моих недавних трат. Вот эти-то неправедно полученные деньги и оказались первопричиной большой головной боли, которая началась примерно в полдень следующего дня.

Утром следующего дня мы втроем отправились на торжище прикупить себе одежду. Стану ли я придворным, пока было писано вилами на воде, но в той одежде, которая у меня была, не то, что являться во дворец, даже из дома выходить было неприлично. Наташе тоже нужно было расширить гардероб, ей, как и любой женщине, одеться было не во что, как говорится, по определению, да Ваня, как малолеток, любил новые тряпки до самозабвения.

Рынков, где торговли одеждой в Москве, было предостаточно, но нас дернула нелегкая поехать не куда-нибудь, а в Охотный ряд. Место это и в семнадцатом веке было бойкое, так что выбор казался вполне оправдан. Мы отправились за покупками верхом и пребывали в беззаботном настроении. День выдался ясный и солнечный, так что кроме приятного времяпрепровождения ожидать сегодня вроде бы было нечего. Однако что-то меня подсасывало внутри и заставляло быть начеку.

Охотный двор того времени состоял из массы лавок, безо всякой системы разбросанных на замусоренной территории. Торговцев и покупателей здесь было много, так что никто особо не обращал на окружающих внимания. Мы выбрали подходящую парковку и за небольшую плату оставили лошадей под присмотром специального служителя. Дальше нам ходить предстояло пешком.

Я так подробно описываю вполне рутинное посещение торговых рядов, потому что кончилось оно скоро, причем большой для нас неприятностью. Не успели мы выйти из первой же лавки, как навстречу попался здоровый бородатый мужик в дорогой, но растерзанной одежде. Он был порядочно пьяный, несмотря на раннее утреннее время. Он шествовал в компании десятка таких же, как и он, веселых людей, по обличью и одежде его холопов. Мы уже почти разминулись, как вдруг он закричал громким голосом и бросился на Наташу. Он грубо схватил ее за рукав и дернул к себе с такой силой, что она споткнулась и полетела на землю.

Понятно, что я, как только сориентировался, что происходит нечто неладное, кинулся ей на выручку. Мужчина продолжал кричать и ругаться, так и не отпуская ее руку. Я подскочил к нему и рванул за плечо. Однако опомнился не только я, но и вся его пьяная компания. На меня посыпались удары. Били сбоку и сзади, а я удерживал здоровяка за плечо, чтобы он не причинил девушке вреда, и не мог толком оборониться от нападавших.

В любом случае в обычной драке справиться с такой многочисленной компанией было проблематично, если не сказать, невозможно, а у меня еще были заняты руки.

Короче говоря, ситуация складывалась такая: я держал здоровяка, он Наташу, меня лупили его спутники, все больше и больше распаляясь, и все мы кричали невесть что. Причем, мне было непонятно, кто он такой, и что ему понадобилось от девушки. Хвататься за саблю и начинать последний, решительный бой с безоружными пьяницами в центре города, посередине многолюдного рынка, было бы не совсем уместно. Но и получать новые затрещины поверх вчерашних мне совсем не нравилось. Ваня, исполняя свой долг моего оруженосца и нашего спутника, закричал что-то протестное тонким голосом, но какой-то верзила так двинул его кулаком в солнечное сплетение, что мальчишка свернулся пополам и в таком виде побрел в сторону.

Мигом вокруг нас собралась густая толпа и с восторгом наблюдала за красочным зрелищем. Мне, как одному из главных участников, было отнюдь не так весело, как зрителям, тем более что удары становились все увесистее. Кончилось все тем, что я отпустил плечо здоровяка и дал ему в ухо. Он взвыл, но это было последнее, что я запомнил. Кто-то сзади ударил меня по голове, как пишется в милицейских протоколах: «тупым, тяжелым предметом», после чего я очнулся на земле возле той же лавки, из которой мы вышли, с трещащей головой и срезанным кошельком. Рядом лежал мой бездыханный оруженосец, Наталья же бесследно исчезла.

С трудом преодолевая тошноту, я встал на ноги и огляделся. Ни странной компании, ни зрителей вокруг не было. Единственным свидетелем оказался мальчишка-водонос с кувшином и кружкой в руке. Он стоял как завороженный и с глупой улыбкой наблюдал, как я встаю и оглядываюсь по сторонам.

— Дай воды, — попросил я у него.

— Грош, — ответил он.

Я потрогал оставшийся от кошелька ремешок и полез в карман, где должна была быть мелочь. Но и там ничего не оказалось.

— Потом отдам, — пообещал я.

Однако мальчишка только фыркнул и убежал, оглядываясь и строя рожи. Пришлось Ваню приводить в чувство, похлопывая по щекам. Он сначала никак на это не реагировал, но, в конце концов, открыл глаза и застонал.

— Вставай, — попросил я.

— Что это было? — задал он вполне уместный, но бессмысленный вопрос. Я знал ни больше него.