Книга Черная тропа - Оса Ларссон

Инна улыбается, словно речь идет о безобидной шутке.

Маури и бровью не ведет. Три секунды он стоит неподвижно, стопроцентно контролируя все мышцы лица. Когда три секунды проходят, он приподнимает брови, изобразив на лице неописуемую декадентскую мину в стиле Оскара Уайлда, и говорит:

— Мальчик мой, раз у тебя одна рука свободна, у меня найдется для тебя бокал. Выпьем!

Они улыбаются. Маури и вправду один из них. И они пьют из ее фамильных бокалов для шампанского.

Эбба Каллис и Ульрика Ваттранг встретились на лужайке перед усадьбой Регла. Эбба подняла глаза на окно спальни Маури. Занавеска в окне чуть заметно качнулась.

— Тебе удалось связаться с Дидди? — спросила Эбба.

Ульрика Ваттранг покачала головой.

— Я так волнуюсь, — проговорила она. — Не могу спать. Вчера мне пришлось принять таблетку снотворного. Хотя сейчас я не хочу ничего принимать, пока кормлю грудью.

— Он скоро проявится, — сказала Эбба механически.

Из-под густых ресниц Ульрики выскользнула слеза. Она горько покачала головой.

«Боже, как я устала от всего этого, — подумала Эбба. — Как я устала от ее слез».

— Не забывай, что у него сейчас очень тяжелый период, — проговорила она с заботой в голосе. «Как и у всех нас», — жестко подумала женщина.

Несколько раз за последние полгода Ульрика приходила к ней выплакаться: «Он избегает меня, отворачивается, я даже не знаю, где он и чем занят, я пытаюсь спросить: неужели ему наплевать на Филиппа? Но он только…» Иногда она так крепко сжимала младенца, что он просыпался и плакал, и Эббе приходилось носить его на руках.

Эхнатон приставил морду к ее затылку и подул так, что все волосы разлетелись. Ульрика засмеялась сквозь слезы.

— Мне кажется, он влюблен в тебя, — сказала она.

«Да, именно так, — подумала Эбба, покосившись на окно Маури. — Лошади меня любят».

Этого жеребца она купила за сущие гроши, учитывая его родословную, поскольку ехать на нем было все равно, что оседлать самого дьявола. Она помнила, с каким отчаянием наблюдала, когда его выводили из транспортировочного вагончика. Расширенные ноздри, вращающиеся глаза на этой прекрасной черной морде. Задние ноги, от которых надо было держаться подальше. Его с трудом удерживали трое мужчин.

— Удачи! — со смехом сказали мужчины, когда им удалось, наконец, поставить его в загон и они спокойно уехали, чтобы продолжить празднование Рождества. Жеребец стоял и вращал глазами.

Эбба не стала укрощать его хлыстом и сурово держать в узде. Вместо этого они стали вместе выгонять из него дьявола. Она давала ему бегать и прыгать, далеко и высоко. Надев защитный жилет, она подгоняла жеребца, вместо того, чтобы сдерживать его. Они возвращались с прогулки грязные по уши. Одна из девушек, помогавших Эббе на конюшне, расхохоталась, когда увидела их. Эхнатон стоял в загоне на дрожащих от усталости ногах. Эбба помыла его теплой водой. Он фыркнул от удовольствия и вдруг прижался к ней лбом.

Теперь у Эббы было двенадцать лошадей. Она покупала молодых жеребцов и безнадежные случаи и объезжала их. Со временем женщина планировала начать сама их разводить. Маури только посмеивался и говорил, что она покупает больше, чем продает. А Эбба добросовестно исполняла роль жены богатого человека, имеющей два дорогостоящих увлечения — племенные лошади и уличные собаки.

— Регла твоя, — сказал ей Маури, когда они поженились.

Это было задумано в качестве компенсации и страховки, поскольку фирмой «Каллис Майнинг» он владел единолично.

Однако деньги на покупку и реставрацию Реглы он взял в кредит, да так его и не выплатил.

Если она решит уйти от Маури, ей придется покинуть Реглу. Реглу, где у нее лошади, собаки, ее домашний персонал, соседи, вся ее жизнь.

Эбба сделала выбор. Улыбалась и принимала Маури, когда он приезжал в свою собственную семью, как в гости. Она сообщала ему новости об учебе и увлечениях сыновей. Без единого слова взяла на себя организацию похорон Инны.

«Я похожа на него, — подумала Эбба, глядя на своего коня. — Мы порабощены. Свобода невозможна. Если доводить себя до полного изнеможения, то есть шанс не сойти с ума».

И в тот момент, когда она об том подумала, на лужайке появилась Эстер, которая бежала, высоко поднимая колени.

В обеденное время в четверг Анна-Мария отперла дверь своего дома и сказала: «Привет, мой дорогой домик!» Сердце ее порадовалось, когда она увидела, что в кухне прибрано после завтрака и даже стол протерт.

Она положила в тарелку кукурузные хлопья, налила молока, намазала себе бутерброд с паштетом и набрала номер судмедэксперта Ларса Похьянена.

— Ну что? — спросила она, не представляясь, едва он снял трубку.

На другом конце раздался такой звук, словно ворона застряла в трубе дымохода. Надо было знать Ларса Похьянена, чтобы понять, что он просто засмеялся.

— Погонялка.

— Дай погонялке то, что ей нужно, и она от тебя отстанет. Так от чего умер Эрьян Бюлунд? Сам повесился, или…

— Тебе, понимаешь ли, нужно, — заскрипел недовольно Похьянен на другом конце провода. — Что у тебя за коллеги такие недоделанные? Вы должны были послать его мне на вскрытие, когда обнаружили. Странно, что полицейские сами так плохо соблюдают правила. Только требуют этого от других.

Анна-Мария сдержалась и не стала объяснять, что полицию не пригласили на место, поскольку врач, то есть один из коллег Похьянена, презрел правила, написав в свидетельстве о смерти «инфаркт» и отдав тело похоронному бюро без всякого вскрытия. Главное сейчас — не доказать свою правоту, а чтобы Похьянен был в хорошем настроении.

Она пробормотала нечто невнятное, что можно было истолковать, как извинения, и предоставила Похьянену возможность сказать то, что он собирался сказать.

— Ну ладно, — продолжал врач более мягким тоном. — Очень повезло, что его похоронили зимой, изменения в мягких тканях шли медленнее. Хотя сейчас, когда он оттаял, дело пойдет быстро.

— Угу, — пробормотала Анна-Мария и откусила от своего бутерброда.

— Понимаю, что это приняли за самоубийство — внешние повреждения указывают на то, что человек повесился сам. Вокруг шеи была затянута петля… его ведь уже сняли, когда его осматривал врач?

— Да, его сняла жена. Она хотела избежать огласки. Эрьян Бюлунд не последний человек в городе. Проработал в газете тридцать лет.

— Тогда сложно оценить, совпадают ли повреждения с тем, как… кхе-кхе… как он висел… кхе-кхе…

Похьянен прервал свой отчет и прокашлялся.

Анна-Мария держала трубку на расстоянии, пока он кашлял. Она могла есть, одновременно обсуждая трупы, но вот от таких звуков у нее пропадал аппетит. И он еще будет говорить о том, что полицейские не соблюдают правила! Сам врач, а курит, как кочегар, несмотря на операцию по поводу рака гортани, которую ему сделали несколько лет назад.