Книга Святая кровь - Майкл Бирнс

Как Моисей передавал Завет израильтянам, преклонявшимся перед лжебогами, я тоже несу весть надежды всем детям Божьим: будет сделан новый ковчег. На ищущих света да прольется свет. И как Авраам приготовился принести сына своего в жертву Господу, так и новая жертва в полной мере будет принесена на горе Мориа.

За это неверующие будут насмехаться надо мной. Они объединятся против меня. Они пронзят мою плоть и повесят меня на дереве. Страха нет, поскольку плоть моя будет пожертвована во имя того, чтоб не угасала вечная искра. Только тогда я буду отдан Богу и стану готовиться в путь к его Вечному Царству.

Истинно говорю вам, что Израилю суждено погибнуть, его идолопоклоннический храм будет лежать в руинах, а те, кто не падет от меча, разбегутся. Многие будут предъявлять права на алтарь Авраамов, прежде чем великий храм восстанет вновь, целую вечность спустя. Вы узнаете о приходе того дня, когда мое истерзанное тело будет извлечено из-под священной скалы, — сие станет знамением того, что будет сделан новый ковчег.

Не ищите здесь ковчега Завета, поскольку Ониас и сыновья Аарона отвезли его в более подходящее место в землях, где израильтяне когда-то жили в неволе. Через сорок дней после того, как Бог сотрясет землю Сионскую, ковчег будет доставлен и водружен на скалу Авраамову.

И тогда дух Сына Человеческого снизойдет на избранного, и тот восстановит Завет.

Неверующие не обратят внимания на знамения, посланные им. Поэтому великая битва разразится между сыновьями света и сыновьями тьмы. Но не бойся, о, Израиль, потому как, восстав из праха, овца ляжет рядом с волком, и все народы будут смотреть с восхищением на Сион и восхвалять Бога».

Протяжно вздохнув, Амит замолчал.

— Если это именно то, о чем говорится в свитках, — Жюли не удержалась, встала и сделал круг, — то сдается мне, что они были написаны…

— Иисусом, — договорил Амит.

— Ты понимаешь, что это значит? — воскликнула она. — Последствия? Боже мой, да это же находка века!

— Это было находкой века, — поправил он ее.

Энтузиазм Жюли тут же угас.

— И явно кто-то очень не хочет, чтобы это стало достоянием гласности.

Он подумал о том, что на эту роль все больше и больше подходит Аарон Коэн.

— Но почему? Это же грандиозное событие.

— Ты уж меня прости, но, по-моему, ты не совсем правильно понимаешь ситуацию, — объяснил Амит. — Это пророчество, Жюли. Пророчество, инициированное обнаружением останков Иисуса под Храмовой горой. И все эти разговоры о ковчеге…

Он покачал головой.

Она будто не слушала его.

— А чего, по-твоему, добивается раввин?

В голове Амита картина стала проясняться. И это был ужасающий план. Когда он поднял глаза на белое здание Храма Книги, в его мозгу последний кусочек мозаичной головоломки занял свое место.

— Пойдем покажу, — сказал он, поднимаясь на ноги и махнув Жюли следовать за ним.

47

Средиземное море

38 градусов северной широты, 19 градусов восточной долготы

Сознание Шарлотты напоминало клочья тумана, в котором мутными тенями в полном беспорядке наплывали и уплывали ее ощущения.

Сначала пришли запахи — пряные, вкусные. Тмин? Гвоздика? Может, какое-то средневосточное блюдо? Странно.

Следом пришли звуки — поначалу приглушенные, далекие. Затем более отчетливые. Голоса — то ли два, то ли пять. Они все как будто смешались вместе, так, что различать их можно было лишь по высоте тона. Но голоса точно мужские. Пронзительный вой ввинтился Шарлотте в голову и улетел, заставив ее вздрогнуть. Вот звуки голосов стали более различимы. Говорили на незнакомом языке явно не романской группы. Идиш?

«Ничего не вижу».

Поначалу это ее пугало — до того момента, как поняла, что ресницы цепляются за повязку на глазах. Стянуть ее надежды не было никакой, поскольку запястья крепко связаны за спиной. А когда Шарлотта попробовала шевельнуть левой лодыжкой, это тоже ей не удалось: нога была к чему-то привязана.

Она почувствовала, что ее сейчас вырвет.

Потом онемение в руках и ногах стало сменяться уколами сотен острых иголочек. Вслед за этим начало сводить судорогами шею, плечи, спину, руки… Из последних сил Шарлотта старалась не закричать и принялась извиваться, чтобы как-то ослабить боль. Откинутое кожаное сиденье, на которое ее бросили, заскрипело.

Она замерла.

Голоса не стихли.

А еще было ощущение движения — словно она находилась в машине, плавно двигающейся накатом. Однако, прислушавшись, Шарлотта поняла, что это было нечто гораздо большее, чем машина. Может быть, автобус. В этот момент короткий период турбулентности рассеял все предположения. Где-то впереди отрывисто звякнул сигнал пристегнуть ремни. Снова затрясло, на этот раз сильнее.

Разговаривавшие засмеялись. Одного из мужчин, похоже, поддразнивали, возможно, оттого, что он слишком близко к сердцу принимал болтанку.

Внезапно боль, как ножом, вспорола позвоночник и свилась кольцом в затылке, и Шарлотта, не выдержав, застонала так громко, что ее услышали.

Разговор оборвался. Последовал короткий обмен репликами, которые она перевела приблизительно так:

— Сходи проверь.

— Я уже проверял ее. Твоя очередь.

Один из них устало застонал, и послышались тяжелые шаги по полу салона.

Изо всех сил Шарлотта попыталась притвориться, что еще находится без сознания. Вот он остановился рядом, склонился над ней, его теплое дыхание разило скотчем, к которому примешивался запах металла. Огромная ладонь легла на грудь Шарлотте и сжала ее.

— Не трогай меня! — завизжала она, пытаясь увернуться, но плечи прошило жгучей болью.

Новый взрыв хохота.

— Ей, похоже, надо еще вколоть, — прокричал другой голос.

И тут повязку с глаз сорвали.

Шарлотта зажмурилась от яркого света в салоне. Когда зрение обрело фокус, она увидела высокого мужчину из Феникса: неприветливое лицо влажно блестело, под подбородком ярко выделялись пузырчатые пятна ожогов — отметины кофе Эвана, яростные глаза налиты кровью. Левая рука была обернута напитавшимся кровью полотенцем, посиневшие пальцы не двигались. Он выглядел нелепо.

— Видишь, что твой дружок сделал со мной? — невнятно проговорил он.

«Донован! Что они с ним сделали?»

В этот момент желудок Шарлотты взбунтовался, и ее вырвало.

— Сука! — выругался мужчина и воткнул шприц ей в бедро.

— Спокойной ночи, — было последним, что она услышала.

48

Иерусалим