Книга Мастер сыскного дела - Андрей Ильин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ну это ясно...
— А чего говорить-то — хватать их да волочь в ЧК! — решительно заявил Паша-кочегар. — Или на месте стрельнуть!
— А вот этого делать не нужно, — покачал головой Ягода, — а, напротив, надобно принять их, приютить и, чего они ни попросят, сделать.
— Это еще зачем? — ахнул матрос. — Они ж беляки!
— Вот именно потому! Звягин ваш фигура нам известная и в Белом движении не последняя, так пускай он лучше к вам придет, чем к иным, нам неизвестным, дабы мы, с вашей помощью, могли вызнать замыслы его.
— Так это что ж, вы нас с контрой в один хомут впрячь желаете?! — возмутился матрос.
— Коли надо будет — так и впряжем! — посуровев, ответил Ягода.
А ведь он в тайные агенты их вербует, вдруг сообразил Мишель. Вроде тех, что в хитрованские шайки засылали, дабы они, к фартовым в доверие войдя, их же после с поличным словить помогли.
Так неужто он, став с большевиками заодно, пойдет против приятеля своего, пусть даже бывшего, Сашки Звягина?..
А коли нет — то, выходит, со Звягиным против них... против зарезанного на Сухаревке Сашка, против Митяя, Паши-кочегара, да и Валериана Христофоровича, пожалуй!.. Да ведь не пойдет, а пошел уже, потому как приходил к нему человек от Звягина и он его не прогнал, а принял, кров предоставив и никому о том не доложив!
Так с кем же он?
И против кого?
Да, подумал, сколь ни страшен был польский плен, но там хоть все ясно и понятно было! А здесь?.. Как, меж всеми оказавшись, при том в стороне быть?..
И еще подумал, что тот плен, который бедой казался — не беда вовсе, коли из него вырваться удалось, а вот от самого себя, как ни торопись, не убежать!..
Адвокат приехал на удивление скоро, потребовав встречи со своим подзащитным с глазу на глаз.
Но не то удивительно, что приехал, а то, что — ему не отказали!..
Прибывшего адвоката Мишель-Герхард фон Штольц знать не знал и в глаза не видел...
— Ты что, твою мать, натворил опять? — спросил адвокат с порога. — Ты зачем, так тебя растак, профессора зарезал?
— Никого я не резал.
— А чего тогда признался?
— Совесть замучила! — криво усмехнулся Мишель.
— А зачем дюжину убиенных старушек на себя повесил?
— А с меня не убудет! — бодро сообщил Мишель-Герхард фон Штольц.
— Хочешь за психа сойти?.. Так не выйдет, не надейся!
Значит, так — немедля отказываешься от ранее данных показаний, говоришь, что гулял, что, проходя мимо, услышал в окне крики о помощи, поднялся, открыл входную дверь — и все прочие тоже, сперва прошел в ванную, чтобы руки вымыть, потому как сильно культурный, потом на кухню, где по рассеянности перелапал всю посуду, затем — в комнату, где тоже исхватал все, что ни попадя, заметил труп, потоптался подле него, подержался за нож, желая его вынуть, ради облегчения страданий трупа, но чего-то испугался, с испугу сиганул в окно, приняв милицию за банду убийц с мигалками. После — прятался, но тебя заела совесть, и ты, будучи законопослушным гражданином, добровольно сдался в руки органов правопорядка, с единственной целью — оказать всемерное содействие следствию в установлении истинных преступников. Понял, как все было?
— Понял!
— Ну а коли понял, то, считай, выхлопотал себе освобождение под подписку о невыезде!
Да не забудь от старушек откреститься!..
— Скажите, только честно — вы тоже считаете, что убил я? — все же не удержался, спросил Мишель-Герхард фон Штольц.
— Может, и ты, — ответил его «адвокат». — Потому что все против тебя. Да уж — больно все! Все — кроме одного... Кроме того, что создается впечатление, что кто-то усиленно продавливает это дело, желая во что бы то ни стало засадить тебя на нары!
И это одно перевешивает все прочее.
Так что сиди под подпиской да не дергайся — пиши объяснительные и думай на досуге, кому ты дорожку перебежал...
Через сутки Мишеля-Герхарда фон Штольца отпустили под подписку о невыезде, потому что неожиданно стало ясно, что в никаких народных артистов, а тем более в банкиров, он не стрелял, не взрывал и не травил, имея твердое алиби, которое подтвердили десять атлетически сложенных ребят в одинакового кроя пиджаках, с которыми он беспробудно пьянствовал последние полгода, отчего лиц их не мог вспомнить. Заодно выяснилось, что в Хабаровске, Салехарде и Нарьян-Маре подозреваемый отродясь не был, что старушки пропали сами по себе и нашлись тоже сами по себе, совращенные малолетки оказались молодящимися старыми девами, промышлявшими проституцией, и что водку из супермаркета никто не крал, а просто ее случайно задвинули под прилавок, где после нашли...
Что же касается зарезанного академика, то это было чистое недоразумение — просто, проходя мимо, он откликнулся на призыв о помощи, отчего был застигнут на месте чужого преступления, где оставил массу не имеющих отношения к данному делу отпечатков пальцев и улик, и был опознан принявшими его не за того свидетелями.
Мишель-Герхард фон Штольц подписал все требуемые бумаги и был отправлен восвояси думать, кому он дорожку перебежал...
Мрачны да холодны казематы в крепости Петропавловской. Решетка, что оконце покрывает, льдом обросла, кой-где по стенам иней серебрится да тает, каплями на пол стекая — будто плачет та стена. Тихо... Уж так тихо, что уши от того закладывает, хоть вот он, город Санкт-Петербург — рядышком, рукой дотянуться можно. Но хоть рядом он, да не слышны в мешке каменном голоса, перезвон колокольчиков на тройках, крики сторожей ночных — ничего не слыхать, от чего всяк живой человек с ума сходит да думает — кончена жизнь, хоть покуда он жив еще! Но хоть жив, а будто и не жив, пребывая в могиле каменной, в коей хуже, чем в гробу! Уж лучше в смерть, чем жизнь такая!..
Вот лежит на полу каменном, на подстилке соломенной узник — рука на перевязи, поперек лица незаживший шрам. Лежит, в тулуп кутается, в угол глядит, о жизни своей жалея. Сколь он тут — уж не упомнит, со счета дней сбившись. Раз лишь в сутки дверца железная растворяется, дабы узнику пищу передать да свечу новую. Говорить с ним служителю запрещено, отчего они будто немые все. Хлопнет дверца, да тихо вновь...
Ночью лишь веселее: выбираются из нор крысы с мышами да по узнику спящему скачут, а он их уж не гоняет, к ним привыкнув, — пусть шныряют — все ж таки души живые...
Да ведь что теперь жалеть — знал же он, на что шел, знал, что дуэли промеж дворян еще с времен Петровых запрещены и что в Артикулах воинских да в «Патенте о поединках и начинании ссор» сказано: буде учинит кто дуэль али драку на шпагах или пистолях, то дуэлянты те, равно как секунданты их и люди, случайно при том бывшие и в караул о том немедля не доложившие, подлежат наказаны быть смертной казнью, а на дуэли погибший подвешен за ноги в людном месте в назидание иным драчунам, кои жизнь свою, Государю и Отчизне принадлежащую, попусту тратят!..