Книга Повелитель разбитых сердец - Елена Арсеньева

Николь выбежала и вернулась через несколько минут созадаченным выражением лица:

– Слушай, тебе очень хочется смотреть фильм?

– А что? – спрашиваю я, не отрываясь от экрана, гдеразворачивает расследование комиссарша полиции, энергичная брюнетка.Обаятельна, интеллектуальна, элегантна, с начальством не ссорится, в дружбу скриминалом не вступает. И спина у нее, что характерно, не болит!

– Звонит соседка, приглашает зайти к ней на аперитив. Мы сней чуть ли год не виделись, она хорошая подруга моих родителей. Увидела свет вокнах и жаждет пообщаться. Сходим, а? Я ведь завтра уеду, больше некогда будетувидеться. Да и тебе это знакомство полезно, ты останешься под ее присмотром.Пошли, а?

Ну куда ж деваться! Быстренько красимся, меняем майки ишорты на легонькие платьица (в бургундской деревне принято ходить на аперитивесли не при параде, то хотя бы чуть-чуть причепурившись) и переходим черездорогу. Дом Клоди (так зовут соседку) практически напротив нашего. По дворускачет черный пес неведомой мне породы, очень изящный, даже изысканный, можносказать, но при этом невероятно ушастый и дружелюбный. Мы с ним, разумеется,немедленно начинаем «лизаться».

– Бобик! – бормочу я. – Дорогой мой Бобкинс!

– Почему Бобик? – смеется Николь. – Может, его ещекак-нибудь зовут?

– Определенно, – киваю я, не переставая трепать шелковыесобачьи уши. – Просто раньше у наших соседей по даче был пес Бобик, которыйменя обожал. А я его. Я для него была каким-то высшим существом. Стоило мнеприехать, как он убегал из дому и уже не отходил от меня. Его хозяева к этомупривыкли, не обижались, говорили: «Иди, Бобик, скорей, твоя подружка приехала!»Зимой мы, конечно, не ездили на дачу, но он меня не забывал. Представляешь? Ялетом приезжала, и все начиналось снова. Я его называла Бобкинс. Знаешь, такаябыла умора, когда мы с ним в магазин ходили… Я иду, а он меня охраняет. И лаетна всех, даже на своих хозяев! Почему-то он считал, что особенную угрозу дляменя представляют велосипедисты. Чуть завидит какого-нибудь, бросается вслед иноровит стащить на землю, причем еще и куснуть старался – за задницу.

– Наверное, у него было очень много врагов! – смеетсяНиколь.

– Да уж! Бобкинса вся деревня терпеть не могла, потому чтоон кур трепал почем зря. Единственное, ради чего он мог меня бросить, так этоесли курицу бесхозную увидит. Ну, или рыжую кошку. Почему-то он считал своимдолгом именно рыжих кошек гонять. В конце концов его кто-то пристрелил.

– Как пристрелил?! – не верит Николь.

– Молча. Пес придушил чью-то курицу, ну и хозяева оченьрассердились… Конечно, жалко курицу, но… А я до сих пор не верю, что Бобкинсвот так безвозвратно умер. Думаю, вдруг у собак тоже бывают новые воплощения?Вдруг, думаю, Бобкинс возродился? Я его, если честно, в каждой собаке вижу…

Выходит Клоди, маленькая полненькая брюнетка с полуседыми,стильно подстриженными волосами. На ней затейливые ожерелья, браслеты и длинноеиндийское платье. Выглядит она очень богемно. Оказывается, Клоди заканчивалашколу искусствоведения при Лувре! Отсюда пристрастие к рискованно-изысканнойбижутерии и платьям-балахонам. Вот тебе и бургундская крестьянка!

Знакомимся и непременно целуемся. Николь принимаетсярассказывать о родителях, о Шанталь, Мирославе и Лере, о работе, обо мне (нобез особенных подробностей) и даже о моем незабвенном Бобкинсе. Кстати, псаКлоди, оказывается, зовут Тедди. Пока Николь болтает с соседкой, я продолжаюнеистово гладить совершенно разомлевшего Тедди и оглядываться.

В отличие от заброшенного дома и засохшего сада Брюнов, уКлоди все очень ухоженно. Конечно, она ведь живет здесь постоянно. Газон сияетизумрудной зеленью, розы истомно благоухают (определенно здесь нарушаютустановки правительства насчет водосбережения!), вообще море цветов. Дажестаринная повозка, стоящая посреди дворика вместо беседки, увешана кашпо, вкоторых пышно цветут герани. Потрясающе красиво все это. У Клоди поразительныйвкус!

– У нас тоже есть повозка, – говорит Николь, заметив мойвосхищенный взгляд. – Можно сказать, карета. Очень старинная, между прочим.Раньше выглядела, видимо, весьма помпезно, а теперь это, конечно, остатки былойроскоши. Стоит в амбаре, я тебе ее завтра покажу. Мечта антикваров! Жаль, рукини у кого не доходят заняться наконец этим домом, усадьбу в порядок привести.Родители предпочитают мотаться по миру, да и у нас с Мирославом полно хлопот.

– Ничего, всему свое время, – философски роняет Клоди иприглашает нас в дом. Гостиная с огромным камином (иначе не обогреть этикаменные, мрачноватые дома) уставлена книжными стеллажами. Матово-темноемерцание стекол, репродукции на стенах, букеты лунарии в напольных керамическихвазах, роскошные разлапистые кресла, явно перекочевавшие сюда из какого-нибудьдворца… Вот тебе и деревенская глушь!

Мы подсаживаемся к маленькому столику, на котором стояттарелочки с оливками, орешками, крекерами и миска, доверху полная черной икры.Глазам не верю…

– Я тоже вернулась в наше родовое гнездо, уже вдовольналетавшись по свету, – продолжает хозяйка. – А теперь даже думать не хочу,чтобы покинуть его. Это все еще придет, Николь, вам еще захочется пожить вМулене. Знаете, это место очень притягивает людей. Жаль, что вы не засталиТруди и Марка: они неделю назад уехали в Рим. Это американцы из Калифорнии,которые купили в Мулене старую гостиницу и перестроили ее, превратив в дом,который называют своим замком. У них вообще удивительная страсть к титулам ивсему прочему. Наверное, будь у них достаточно денег, они непременно купили бызамок. А пока собирают по всей округе антиквариат и дружат с местнойаристократией. Ведь многие семьи живут здесь веками, родословные насчитываютпоколения и поколения. Мои предки, предки Жаклин, да и Николь…

– Жаклин сейчас в Аржентое? Жаль, не повидаемся. Мы сегоднявидели Жильбера, – говорит Николь. – Он куда-то уезжал.

– Вот, пожалуйста, – кивает Клоди, наливая нам красногобургундского вина. Настоящего! Как в романах Дюма! Называется, правда, немножкона цыганский лад: «Вон Романэ».

Ах, нет, балда я! Не на цыганский, а на итальянский: романэ– римский, а цыганский – ромалэ.

Быстренько загоняю связанные с цыганами ужасные воспоминанияв глубь памяти, пью вино и алчно посматриваю на икру. Интересно, откуда вофранцузской глубинке такое изобилие? Неужели уже не русские, а французы рубаюткавьяр ложками?

– Вот, пожалуйста, пример: Жильбер – приезжий, он женился наместной уроженке Жаклин, однако не увез ее к себе, а поселился здесь. Правда,трудно было бы ожидать, чтобы Жаклин согласилась уехать из Мулена на Корсику!