Книга Рим и эллинизм. Войны, дипломатия, экономика, культура - Александр Павлович Беликов

послов»[982]. Подобные объяснения неудовлетворительны. Рим действительно болезненно воспринимал арбитраж третьих сил в своих войнах. Попытка А. Экстейна опровергнуть этот тезис А. Скафуро неубедительна. Приведённые им примеры арбитража и посредничества, к которым Рим «относился хорошо»[983], все были не в ущерб римлянам, а даже выгодны им, иногда они сами же их и вызывали. А. Экстейн признаёт, что сенат был в гневе на родоссцев за их посредничество[984], но в римской политике нет места эмоциям. Меры, приведшие к упадку Родоса, были трезво и расчётливо продуманы[985]. Эти меры, как и желание ослабить Пергам, – звенья одной цепи: сильные союзники стали не нужны, поэтому их стали целенаправленно подавлять. Попытка Родоса вести самостоятельную политику – это не причина, а повод, чтобы ослабить ставшего ненужным союзника. Против Родоса и Пергама были приняты ограничительные меры[986], сенат желал нанести урон ещё оставшимся на Востоке центрам силы[987].

После многочисленных унизительных просьб сенат в 165 г. до н. э. заключил с Родосом новый союзный договор. Э. Бэдиан, безусловно, неправ, полагая, что этот договор знаменовал собой конец родосской независимости[988]. Фактически она была утрачена ещё раньше, но сейчас сенат безжалостно растоптал даже её призрак.

Ахейский союз не скомпрометировал себя в войне, но репрессий не избежал. Союз стал слишком силён и мог претендовать на ведущую роль в Греции, но сама величина федерации стала бедой, поскольку сенат искусно поддерживал раздоры её многочисленных членов. Неверно, однако, что Рим «начал отбирать» у союза «один город за другим»[989]. Он действовал тоньше и коварнее.

Договор, заключённый с Ахайей около 196 г. до н. э.[990], был foedus aequum[991], однако Фламинин отнял у союза Закинф, без обиняков заявив, что Рим воевал не ради ахейцев, а ради собственной пользы, и «посоветовал» ахейцам не выступать из пределов Пелопоннеса (Liv. XXXVI.31). В 188 г. до н. э. ахейцы разгромили Спарту, пытавшуюся отпасть, но вмешался сенат, и они поняли, что Рим больше за спартиатов, чем за них (Liv. XXXIX.36). Вожди понимали неравноправие сторон, но держались с достоинством и уступали только после долгих препирательств. Рим возмущало, что ахейцы не желают обращаться в сенат, «преисполнены высокомерия и все дела хотят решать сами» (Pоlyb. XXII.9.8). C римской точки зрения это было просто недопустимо.

Когда отложилась Мессения, ахейцы, в соответствии с договором (Polyb. ХХIII.9.12), обратились к Риму, но сенат, вопреки договору, отказался помочь. Более того, римляне ответили, что это их не касается, даже если отпадут и другие федераты (Polyb. XХIII.9.13). Такое заявление было очень похоже на приглашение и остальным последовать примеру мессенцев. Ахейский союз имел известный авторитет за пределами Греции. В 188 г. до н. э. ахейские послы посетили Египет для упрочения дружбы (Polyb. XXIII.3). Поэтому Рим не упускал ни одной возможности нанести союзу ущерб[992]. В 168 г. до н. э. он не позволил послать ахейский отряд на помощь Египту против Антиоха (Polyb. XXIX.34).

Филопемен считал, что надо подчиняться Риму, но учитывая свои законы и гордо, ибо всякой силе присуще угнетать покорных (Polyb. XXIII.14.6). Насколько это уже не похоже на восторг от «освобождения»! Теперь появились люди типа Калликрата, считавшего, что покоряться нужно безоговорочно и Рим выше законов. Будучи послом в Риме в 179 г. до н. э., Калликрат изменой сделал карьеру. Сообщив сенату о настроении вождей, он советует для покорности греков ужесточить политику (Polyb. XXIV.10). Сенат оценил совет: он стал стратегом, помогая римлянам подавлять недовольных и возвышать заискивающих. Таким образом, заключает Полибий, «у сената набралось много льстецов, но истинных друзей он имел мало» (XXIV.12.5). Раньше ахейцы сносились с Римом «на положении почти равных» (ibid.), но теперь зависимость усилилась.

С началом III Македонской войны ахейцы решили не давать повода для клеветы (Polyb. XXVIII.67) и послали консулу отряд (Polyb. XXVIII.12), но сенат использовал «чистку» в Греции для удара и по союзу. С помощью Калликрата римляне составили список 1000 виднейших ахейцев. Их обвинили в антиримской деятельности, а оправдываться предстояло перед сенатом, под этим предлогом их всех вывезли в Италию. Ахайя была обезглавлена, лишившись почти всей своей аристократии.

В плане взаимоотношений римлян с «вражеской» аристократией и социальной опоры Рима на Востоке очень важен разгром Эпира. Эпирские события 167 г. до н. э., на наш взгляд, очень важные и отчётливо показывающие перерождение римской идеологии, ещё не были темой специального исследования. По крайней мере, ни одна из работ не уделяет им сколь бы то ни было серьёзного внимания. В лучшем случае упоминается сам факт погрома, и очень редко ему пытаются дать какое-то объяснение. Историография вопроса крайне скудна, лишь несколько слишком беглых замечаний у Г. Герцберга и С.И. Уста[993]. Даже в очень обстоятельной работе А.В. Игнатенко этому сюжету не нашлось места[994].

Скудны и сообщения источников. Соответствующие разделы Полибия до нас не дошли. Сохранился лишь очень краткий пересказ их Страбоном (VII. 322 = Роlyb. XXXI.16). Некоторая информация содержится у Аппиана (III. 9) – здесь он ошибочно пишет об Иллирии, и Помпея Трога (Prol. 33). Утверждение Евтропия, что уничтоженные эпирские города «взбунтовались» (IV.I), абсолютно не соответствует истине. Наиболее полное описание дают Ливий (XLV. 34. 1–9) и Плутарх (Aem. Paul. 29). Но их варианты различаются очень мало. Очевидно, они использовали один источник – Полибия.

Итак, через год после окончания III Македонской войны, в 167 г. до н. э., сенат велел Эмилию Павлу разграбить Эпир. Полководец осуществил это с чисто римской методичностью. Во все города были посланы войска с подробными инструкциями. Жителям приказали снести в одно место золото и серебро, и затем по условному сигналу везде одновременно начался погром (Liv. ibid). Римляне разрушили 70 городов, 150 тыс. человек продали в рабство[995], была захвачена огромная добыча. Цифра 150 тыс. не кажется нам преувеличением. В 177 г. до н. э. при покорении только внутренней части Сардинии были убиты и пленены 80 тыс. человек (Liv. XLI. 28). Население всего лишь двух истрийских городов, проданное римлянами в рабство, составило 5630 человек (Liv. XLI.11). Намного позже, в 1941 г., население всего Эпира было 500 000 человек[996]. Во II в. до н. э. оно не превышало 300 000 человек[997]. С. Уст и Ф. Уолбэнк считают разграбленные города «деревнями»[998]. Однако Н. Хэммонд приводит список раскопанных эпирских городов – их 112[999]. Из них 11 – с окружностью стен более 2 километров[1000] и доходящих до 3 километров[1001]. Источники обозначают их как civitatem, или «полейс». Ни один из грекоязычных источников не называет уничтоженные населённые пункты «комай» (деревни). Ни