Книга В те холодные дни - Владимир Сергеевич Беляев

мальчуган расхрабрился, снова потянулся к воде. С тех пор Николай перестал бояться воды, научился плавать.

Он повернулся на спину, увидел над собой синее небо, перечеркнутое телеграфными проводами. На проводах сидели воробьи, с веселым чириканьем поглядывали на практиканта. Он вскочил на ноги, схватил камень и запустил в воробьиную стаю. Птицы улетели в сторону леса, а Николай осмотрелся вокруг, постоял, подумал и зашагал по шпалам в ту сторону, откуда приехал на паровозе.

Он шел торопливо, с озабоченным видом, как ходят люди, занятые срочным делом. Никакие посторонние мысли больше не отвлекали его, он шагал так, будто принял важное решение, знал, что делает.

Часа через два добрался до небольшого разъезда. Как только увидел будку, торопливо направился к дежурному, попросил, чтобы тот позвонил на узловую станцию и узнал, все ли в порядке с девяносто вторым составом.

Отхлебывая кипяток из алюминиевой кружки, дежурный осмотрел парня с ног до головы, взял со стола кусочек сахару, разломил его пальцами, бросил в рот маленький осколок.

— А что ему сделается? У нас завсегда все в порядке. По линии передали, будто трубу прорвало. Да машинист не растерялся, на ходу перекрыл воду.

— А сам здоров? — спросил Николай с тревогой.

Дежурный засмеялся, разгладил ладонью усы.

— Машинист-то? Здоров. Только вот чего-то про помощника говорили, не понял я точно. Будто поскользнулся помощник или ошпарило его водой, он и свалился с паровоза. Беспокоятся о нем, а машинист говорит, что видел его живого, с земли соскочил и за поездом бежал. Не ты ли будешь помощником? — Дежурный начал подозрительно и придирчиво разглядывать парня. Руки замазаны, штаны порваны, кровь на щеке. — Небось больно упал?

Николай ничего не ответил, повернулся и вновь зашагал по шпалам. На душе у него теперь стало легко. Значит, машинист жив-здоров, состав доставлен на место, все в порядке. Идти было далеко, но ему не хотелось ждать попутного поезда. Да и спешить незачем. Все равно Тихон Кузьмич вернется домой только к утру, а заявляться на станцию одному Николаю нельзя. «Утром явлюсь в дом машиниста, — думал он, — расскажу все, как есть. Струсил, мол, извините, пожалуйста. Не гожусь к такому делу».

Вдали показалась деревня. За березовым перелеском виднелось несколько крыш под красной черепицей и одна — под зеленым железом. Практикант повернул в сторону, пошел по узкой проселочной дороге. На западе за дальними холмами заходило солнце. Парень подошел к крайнему дому, попросился переночевать. Пустила старушка, верткая, подслеповатая и седая. В доме кроме старушки было два мальчика: один лет двенадцати, другой — лет восьми. Ребятишкам хотелось поговорить с незнакомым человеком, но старушка прогнала их в другую комнату.

— Угомонитесь, бездельники, спать пора, — ворчала она на внуков. — А то вот вернутся из города мать с отцом и меня же ругать будут, что разбаловала вас. Марш отсюда.

Ребята нехотя ушли. Старушка принялась кормить прохожего, дала щей, каши с бараниной, налила кружку молока. Он быстро съел все. Готов был идти спать, но хозяйка беспрерывно расспрашивала, откуда он и зачем в этих местах. Старушка задавала вопросы и сама рассказывала о своей жизни, о сыне, о снохе, о внучатах. Наконец расстелила тулуп на сундуке, положила подушку и одеяло.

— Ложись, горемычный, спи.

Николай долго ворочался, не мог уснуть.

«Какой же я подлец! — думал он о себе. — Что сделал, и даже аппетита не лишился, уплетал обед за обе щеки».

После того как отругал себя, ему стало легче, он уснул.

К Тихону Кузьмичу заявился он не очень рано, подождал, пока разгуляется день. Подъехал к станции на подножке товарного вагона, спрыгнул у семафора и, не заходя на вокзал, окольными переулками пробрался к дому машиниста. Оказалось, что самое трудное было пройти последние сто шагов. Даже мелькнула мысль вернуться на станцию, сесть в поезд, уехать домой, никому ничего не объясняя и ни перед кем не отчитываясь. А что, в самом деле, мучиться?

Но не свернул за угол, пошел прямо к дому. И сразу сквозь штакетник увидел машиниста на ступеньках крыльца. В окне, кажется, мелькнуло любопытное лицо Альки.

Машинист спокойно поднялся навстречу практиканту, встретил его у калитки, остановился, загородив своим телом проход. Не выражая никакой неприязни, с любопытством осмотрел парня.

— Жив-здоров? — спросил он, улыбаясь. — А я, брат, волновался за тебя. Когда трубу-то прорвало, посмотрел тебе под ноги и вижу, что наступил ты на мокрое, поскользнулся и упал. — Он добродушно смотрел парню в глаза.

— Да не так это было! — вспыхнул Николай.

— Чего теперь разбираться? — успокоил его машинист. — Я всем уже рассказал. Что тут особенного, со всяким случается. Поскользнулся, не повезло. А потом же я своими глазами видел, как ты гнался за поездом. Ну, думаю, значит, ко мне на помощь бежит, как положено.

«Вот так старик! — подумал Николай. — Другой бы дал по шее да на всю улицу ославил, а этот великодушно выручает из беды. Что я ему, сын родной?»

Николай покраснел, сказал машинисту:

— Зачем вы придумали это? Все было не так. Я просто струсил и бросил вас одного. Не выдержал экзамена, испугался. Думал, взорвется котел и все полетит на воздух.

Машинист слушал, качал головой, улыбался. Сказал парню:

— Пошли пообедаем да отдохнем. А то завтра опять в рейс.

Из дома выскочила Алька и, с трудом сдерживая смех, убежала в сад.

Ночью на сеновале, где спал Николай, кто-то тихо зашуршал сеном. Теплая рука дотронулась до щеки Николая.

— Кто здесь? — всполошился парень.

— Тише! — шепнула Алька. — Дрыхнешь, да? Это я.

— Что надо? — насторожился он.

— Слушай, Николай. Возьми меня в город?

— Что ты там будешь делать?

— Работать, учиться.

— А у кого жить?

— Кто-нибудь пустит. У вас большая семья?

— Большая. Но не в том дело. Как ты можешь к нам? Кто ты?

— А женись на мне.

— Вот еще! Я молодой, мне рано.

— Женишься, когда стариком станешь?

— Да и у тебя еще молоко на губах не обсохло. Что родители скажут?

— А ничего, они добрые. Как захочу, так и сделаю. Подвинься.

Она низко склонилась к его лицу, полезла в постель. Он с перепугу вскочил, рванулся к краю, свалился вниз.

— Тише, дурак! — зашептала она в темноте. — Не бойся, не зарежу.

Он как ошпаренный выскочил из сарайчика. Пробрался в дом, разыскал в сенях свой чемоданчик, уехал домой.

А вслед за ним в город приехала Алька, подкараулила Николая на улице и заявила, что будет искать работу и останется в городе жить.

— Ты еще узнаешь, какая я. Лучше меня не найдешь.

Тогда Николай посмеялся над Алькой.

10