Книга Фабрика ужаса. Страшные рассказы - Игорь Шестков

— Катитесь к черту со своими соловьями и саунами! Вы вуайерист, а не священник! Пусть все делают, что хотят. Взрослые и дети. Вам-то что?

— Мне ничего! Вуайерист? Да! Но только по долгу службы… А воон там, в конце нашего ряда, видите… старушка шапочку вяжет… Добрая такая. Она отравила крысином ядом двух своих мужей… пыталась отравить и соседку, к которой приревновала любовника. Но та выжила. Как же ее жертвы мучились! А ей все сошло с рук. И никаких укоров совести, представьте… никаких… А напротив нее сидит такой умный-умный дяденька с усами… полный и важный… он действительно умный, успешный в прошлом писатель… социальные романы писал, по одному в год… с сюжетом и психологией… во времена ГДР он был «ИМ», стучал себе и стучал для Штази… да как квалифицированно… умно… всех друзей заложил… и знакомых… и знакомых друзей… и не покаялся… и с собой не покончил, когда его публично разоблачили… наоборот, он гордится собой… считает себя патриотом… уверен, что рано или поздно будет востребован и в новой Германии… и не без оснований… только, увы, еще до этого счастливого момента он умрет от удара… сразу после сытного ужина в ресторане… печально…

— Хватит, хватит тут разоблачать и проповедовать, все не без греха… К делу, пожалуйста.

— Вы так невежливы! Что же, к делу, так к делу… Мне поручили… хм… передать вам предложение принять участие в дискуссии… или в совете… в кругу избранных лиц… и для этого вы должны через час прибыть в Святую Землю… вот письмо, там инструкция… как и что… сами прочтите…

Он вынул из внутреннего кармана конверт, сверкнувший оттиснутой на нем золотой короной с зеленой змейкой, и подал мне.

— В дискуссии? Любое коллективное обсуждение напоминает мне свальный грех или комсомольское собрание. Единственным его результатом обычно является — неприязнь или вражда. Не знаю, почему говорю это вам, но для меня равно невыносимы и «вещание» гения… и «свободное демократическое обсуждение» проблемы в коллективе, члены которого всегда интуитивно ищут вождя-погоняльщика… и виноватых во всем врагов. Для того, чтобы отдать вождю свою свободу и поучаствовать в публичной казни… Или жертве.

— Ээ… потяни меня за палец… да вы еще и философ! Как вы разболтались… в поезде… с неизвестным… Прочитайте письмо, там все сказано… У меня нет больше сил и желания говорить с вами.

В его тоне слышалось раздражение и нетерпение. Он встал и лихо укатил от меня по проходу. Даже не попрощался. Вышел на следующей остановке.

Я положил письмо в карман и опять задремал. Посмотрел только на адрес отправителя.

Адреса не было, но отправитель был указан. «Братство святого Флориана».

Эти слова ничего для меня не значили.

…

Поезд подъезжал к городу.

С левой стороны от железной дороги улицы убегали вверх, на пологий холм…

Остроконечная колокольня, казалось, протыкала небо… на седлообразной вершине холма рос «Чижиковый лес», по узким тропинкам которого я часто катался на велосипеде. Однажды я повстречал там обнаженную женщину, игравшую на маленькой дудочке. Я посмотрел на нее с вожделением, а она превратилась в птицу и улетела.

С правой — пятиэтажные дома, толпясь и волнуясь, массивными жилыми каскадами спускались к городской речке, параллельно которой мы ехали. Недалеко от реки стоял дом старинной постройки, на третьем этаже которого располагалось мое логово.

Но домой в тот день я так и не попал.

Неодолимая потребность заставила меня заглянуть в недавно отремонтированный вокзальный ватерклозет. После успешного посещения стерильной кабинки, без единой надписи на стенах… вышел в туалетный зал… но вместо покрытых зеленоватым кафелем стен и сверкающих писсуаров увидел перед собой готические своды, витражи и знаменитую «Розовую кафедру», с которой еще Лютер проповедовал.

Что за гротескная чертовщина?

Какая глупая сила кинула меня из вокзального туалета в городской собор? И зачем?

…

В соборе этом, в своей древнейшей, подземной части еще сохранившем несколько романских колонн с стилизованными львами, пантерами и райскими птицами на капителях, я, разумеется, бывал и раньше. Излазил его вдоль и поперек. Его внутреннее пространство не было испорчено барочными переделками, как это произошло со многими другими немецкими церквями. Стрельчатые крестовые своды звенели… колонны были собраны в пучки… на некоторых из них крепились статуи. С наружной стороны стены собора поддерживали мощные аркбутаны, опирающиеся на контрфорсы.

Во времена Реформации обезумевшие толпы сломали и сожгли в соборе все, что можно было сломать и сжечь. Вымели из храма вместе с ложными святынями и самого Сына божия и его Мать. Уничтожили труд поколений честных ремесленников — кузнецов, ювелиров, художников, резчиков по дереву…

Остались один на один с евангельскими текстами… и Лютером. Чертовы кретины!

Позже прихожане и клирики, сохранившие с риском для жизни немногие церковные сокровища, принесли их назад в собор… откуда их новой волной разрушения вымела 30-летняя война, эта бессмысленная, безумная бойня.

А еще позже с востока приволокся Иван и установил в городе сталинские порядки. Настоящие нацисты уже сбежали на запад, пришлось ему отыгрываться на оставшихся.

Слава богу, немецкая деревянная скульптура русских не интересовала… они и свою-то родную пожгли после революции, а на немецкую у них и времени не было, надо же было за молодыми немочками, часами, радиоприемниками и фарфорами охотиться… Одна знакомая старая немка рассказывала, что русские врывались в дома и кричали: «Ури-ури!»

Кроме русских побежденных германцев грабили в этой части страны — чехи и поляки, о которых та же знакомая говорила: «Эти изверги еще хуже иванов».

И несмотря на все это — в соборе сохранились кое-где расписанные красками деревянные статуи… распятия, резной многостворчатый алтарь, несколько дюжин картин более или менее близких по стилю к работам Кранаха и его школы, знаменитая Пиета работы мастера Петера Бройера и легендарная «Розовая кафедра» с многочисленными фигурками из розового порфира…

Для меня собор олицетворял то, единственное, захватывающе интересное, что осталось в Германии от прошлых времен. Там, под готическими сводами, защищенный от современности толстыми холодными стенами по бокам и потертыми каменными и бронзовыми надгробьями под ногами, между миром мертвых и Небесным Иерусалимом я чувствовал себя самим собой, а не каким-то пошлым «эмигрантом», приехавшим в Европу поесть вкусные сосиски и потрахать немок, как думали обо мне местные.

Поэтому, оказавшись в соборе, я не растерялся, а занялся тем, чем всегда тут занимался — начал неспешный обход… медитативную экскурсию… подошел как обычно вначале к древнему деревянному распятию недалеко от главного входа.

Распятый Иисус был ужасен… к голове его был приклеен парик из настоящих человеческих или конских черных волос. Огромное, не пропорциональное тело висело на длинных тонких руках. Пальцы на руках отсутствовали, были как бы отрублены. Вены на руках и ногах баскетболиста вздулись. Нарисованная кровь расползлась струйками по всему измученному телу трехметрового гиганта. Выразительное худое лицо было искажено гримасой смерти… Я не удивился, когда услышал стоны, кашель… а потом и глухой голос статуи.