Книга Стокгольмское дело - Йенс Лапидус

Они не говорили ни слова, только хихикали время от времени, не сводя глаз с лошадиного лекарства, которое медленно испарялось у них на глазах.

Через двадцать минут на противне остался тонкий слой кристаллического порошка.

Роксана начала соскребать его вилкой медленно и осторожно.

Отвратительный скрип металла по металлу.

Зет снял марлевую маску.

– Что ты делаешь?

– Чем бы это ни закончилось… ставлю эксперимент на собственной психике. Зет против кетаминового облака.

Роксана начал хохотать так, что закашлялась и долго не могла прийти в себя.

Через три часа работы: семь пакетиков. Один грамм порошка в каждом.

Самое большое разочарование после президентских выборов в Америке.

– Пять тысяч спенн, не больше, – сказала Роксана и сняла маску.

У оптимиста Зета такое выражение лица, будто он только что похоронил близкого человека.

– О, дьявол. Нам надо в двести раз больше.

Девятьсот девяносто пять тысяч крон вымогателям.

25

Выслушав ошеломляющую новость о беременности Эмили, они долго молчали – и она, и Тедди.

Молча сели в такси. Молча ехали, не глядя друг на друга.

И только когда машина свернула на Рёрстрандгатан, где жила Эмили, она повернулась к нему.

– Ребенок твой, – сказала она.

Повязка на лбу светилась, точно намазанная фосфором.

Тедди показалось, что водитель вздрогнул. Во всяком случае, спина напряглась. Наверное, ждет продолжения.

– Ты уверена? – на всякий случай прошептал он.

Эмили молча кивнула и отвернулась к окну.

– В таком случае, надо поговорить.

– Да. Только не сегодня. Я должна отдохнуть. И подумать. Вообще чувствую себя, будто по мне проехал асфальтоукладчик.

Мир перевернулся с ног на голову. Невероятно. Он будет отцом. Эмили беременна, и он – отец ребенка. Так она говорит. У нее будет ребенок. От него. У них будет ребенок.

Ему тридцать шесть, но он только что понял, что он даже не задумывался о такой возможности. Ни разу.

У других – сколько хочешь. Деян все время посмеивается – дескать, сосчитать не могу, сколько у меня потомства в этой стране. У Луке – сын. И только его, Тедди Максумича, чуть не половину сознательной жизни просидевшего за решеткой, верховный режиссер так и не назначил на эту главную в жизни роль.

Роль отца.

Ребенок.

Одно он знал твердо: его ребенок не должен жить в мире, где рыскают оголтелые хищники. Он это допустить не может.

Прошло несколько дней. Он звонил Эмили по нескольку раз на день. Девять раз из десяти она вешала трубку.

– У тебя в животе мой ребенок, – сказал Тедди, когда она наконец ответила. – И мы по-прежнему на тропе войны.

– Ты – может быть. Ты на тропе войны. А я… я еще не решила, что делать.

– Но… тебе кто-то помогает? Ты чувствуешь себя в безопасности? После всего?

– Насколько могла, все организовала.

И не успел Тедди попросить ее объяснить эту загадочную фразу, повесила трубку.

А чем может помочь он? Продолжать копаться в деле Адама Тагрина? Теперь, когда Адама взяли, это дело в руках полиции. Но есть и еще более важная задача: попытаться найти людей, которых назвал Матс во время их непродолжительной беседы в Осло. Двенадцать фамилий. Педер Хульт, Фредрик О. Юханссон, Гуннар Свенссон и так далее.

Матс наверняка мог бы много порассказать, но не успел. По-прежнему лежит в искусственной коме в норвежском госпитале.

Тедди кружил по Стокгольму. Вроде бы бессмысленно – но на самом деле с очень даже большим смыслом. Он старался увидеть город новым, отфильтрованным зрением. Рентгеновским зрением, снимающим покровы благополучия. Парки, детские коляски, молодые женщины с животами. Песочницы, качели, скидка на детские автомобильные креслица. А что за всем этим?

Он не чувствовал себя дома – оказывается, дикая история в Осло подействовала на него сильнее, чем он думал. Он почти не спал, старался долго не оставаться на одном месте. Жвачка, снюс. Снюс, жвачка. Одновременно и по очереди.

Что же произошло? Если верить норвежским газетам, полиция никаких успехов в расследовании потрясшей весь город погони не достигла.

Ясно одно: у мерзавцев есть осведомитель в полиции. Это раз. Организация подонков куда больше и опаснее, чем он мог себе представить. Это два.

Только бы Эмили соблюдала осторожность.

Что-то надо делать.

Двенадцать фамилий.

Через несколько дней изысканий с бесценной помощью Луке выяснилось, что пятерых уже нет в живых. У одного инфаркт. Один погиб в несчастном случае на катере, другой врезался в гору на машине неподалеку от Фалькенберга. Еще один – рак поджелудочной железы. Пятый стал жертвой уличных бандитов в Бразилии.

Остается семь.

Один переехал на постоянное жительство в Швейцарию.

Один попросту исчез.

Педер Хульт. Человека, который хотя бы в малейшей степени соответствовал описанию Матса, попросту не существует.

Но остальные пять существуют. Живут в Стокгольме и пригородах. Все очевидно не бедствуют. Официально зарегистрированного телефона нет ни у одного.

Он звонил их секретарям. Все женщины. Спрашивают, по какому поводу, и на уклончивый ответ Тедди отвечают не менее уклончиво: он вам перезвонит. Может быть.

Звонил их женам, сотрудникам. С единственной целью: узнать номер личного телефона. Некоторые любезно соглашались и диктовали номер коммутатора, куда он уже звонил раз десять.

Луке. Кто же, как не Луке.

– Луке, мне всего-навсего нужны несколько телефонных номеров. Это же не должно быть так уж трудно.

– Малышик, – Луке всегда называл огромного Тедди уменьшительными именами. – Ваша семья меня осадила. Как раз сейчас помогаю твоему племяннику с одной штукой, которую не хотел бы называть. Но телефончик для моего маленького любимчика, думаю, раздобуду.

Даже Луке требовалось время, а Тедди изнемогал от нетерпения.

Продолжал поиски – сам толком не знал чего.

«Ред Булл». Риталин[50].

Он видел город новыми глазами.

Толпы проституток на Мальмшильнадсгатан и у подъездов квартирных борделей. Магазинчики, почти открыто торгующие марихуаной в Хюсбю. Его новые, рентгеновские глаза без труда различали ножи, кастеты и даже пистолеты в карманах парней, фланирующих по площади в Альбю.