Книга Шипы и розы - Лана Каминская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я описал в своей записке рост и телосложение. Конечно, примерно. Но, надеюсь, вы всё поняли, – произнёс Джейкоб.
– Всё понял и с размерами угадал, – ответил мистер Хиггинс. – Начнём в рубашек. Выберем пару подходящих и поверх них прикинем фрак.
Джейкоб кивнул.
– Тогда я оставлю вас. Приоденьте моего сына как следует. В четверг мы едем в Аскот. Он должен произвести там правильное впечатление. И не забудьте про шляпу.
– Как можно забыть про такой важный предмет как шляпа! – воскликнул мистер Хиггинс и перекинул через руку несколько снятых с плечиков сорочек. – Раздевайтесь, сэр! – распорядился он в сторону Тима. – Начнём, пожалуй.
Начали они резво, а вот дальше пошла сплошная скука. В том фраке, который мистер Хиггинс считал последним писком моды, Тим отказался бы появиться даже в трущобах: выглядел он в нём пингвином, да и цвет был не иссиня чёрным, а каким-то мутно-фиолетовым, словно переспелый баклажан. Другой жал в плечах, а третий висел в боках, и на рукавах немного распоролся шов.
Но мистер Хиггинс был истинным волшебником, невзирая на двойной подбородок и выпирающий живот. Словно по мановению волшебной палочки, его помощник занёс в комнату ещё с дюжину фраков, которые до сей поры лежали в экипаже и ждали своего часа.
– Есть ещё с такой строчкой и с такой. – Мистер Хиггинс прикладывал фраки к Тиму поочередно, ожидая команду, с какого начать.
– В каком веке они были пошиты? – возмущённо спросил Тим. – Последний раз один из таких я видел на пугале.
– У нас тут, конечно, не Лондон, сэр, но за тенденциями в моде я слежу. Вот этот был изготовлен всего-то в марте!
Тим фыркнул.
– Свой мартовский фрак я уже давно подарил слуге! Нет ли чего поновее? Вы же понимаете, уважаемый мистер Хиггинс, мне нужно выглядеть ослепительно.
– Конечно. Скачки в Аскоте – такое дело...
– Да дело даже не в скачках. Лошадям моя личность совсем неинтересна.
– А в чём же тогда?
– В женщинах!
– Ах, в женщинах. Ну, женщины – такое дело, что порой сидишь у камина в компании рюмки коньяка и думаешь: лучше бы я выбрал лошадь...
– У вас женщинами не сложилось?
Мистер Хиггинс вздохнул.
– Совсем, сэр. А как вам этот фрак? Такой крой носит сам принц Альфред*, герцог Эдинбургский.
– Только дурак пойдёт наперекор вкусам принца. Давайте!
– По фигуре сидит идеально! – заметил мистер Хиггинс, оглядывая Тима, пока тот вертелся перед зеркалом. – Вденьте в петлицу какой-нибудь неброский цветок и будете неотразимы. Что в этом сезоне символ Аскота? В прошлом году была гвоздика.
– Главное, чтоб не герань.
– Простите?
– С некоторых пор у меня на герань аллергия.
– А я вот к ней абсолютно равнодушен.
– Правда? А к жасмину, мимозе, кардамону и прочим приторным сладостям, которые женщины так любят растирать и добавлять в душистую воду?
Мистер Хиггинс кашлянул и зарылся носом в другие фраки, которые Тим ещё не мерил.
– Продолжим? – спросил он, на этот раз снимая с вешалки серый.
– Думаю, не стоит. – Тим ещё раз осмотрел себя в зеркале. – Этот как раз именно то, что нужно. У отца можете не спрашивать – он напрочь лишён какого-либо вкуса и понимания, что сейчас носят, а что – нет, поэтому согласится на всё. Вот чьё мнение я бы спросил, так это миссис Мерит. – Тим болтал без умолку, непринуждённо и легко, любуясь своим отражением и совсем не замечая, как мистер Хиггинс в эти минуты то серел от грустных мыслей, то розовел от волнения и даже как будто вспотел. – Милая старушка. Я с ней недавно познакомился в Девоне и даже бывал у неё в Буках. Такая шебутная. Всё болтала и болтала, болтала и болтала. Даже хвастала моей мачехе духами, которые якобы сделала её служанка. Разве эти недалёкие девицы с толстыми пальцами, способные только пироги подавать, в состоянии создать что-то столь же изысканное, как парфюм, да ещё способное храниться лет двадцать и не растерять тончайшего аромата? Что вы думаете по этому поводу?
– По поводу фрака, сэр? – Мистер Хиггинс звучал так растерянно, что Тим тут же понял: ещё немного надавить – и лёд тронется.
– Да бог с ним, с фраком! Я его точно возьму. А ещё возьму те два, что мерил в самом начале. Они недурны, и цвет на солнце вроде как заиграл по-другому. В таких и в Лондоне не стыдно будет показаться.
Мистер Хиггинс разомлел от лести. А когда человеку приятно, то он становится менее острожным и менее бдительным.
– Насчёт искусства создания ароматов вы правы. Тут нужно иметь тонкий нюх да и знаниями обладать недюжинными. Но бывает талант с рождения. Вот я, к примеру, в молодости знавал одну девицу: душистая вода ей удавалась так хорошо, что одним из сделанных ей ароматов я до сих пор промокаю свой товар. Правда, по капельке, иначе закончится быстро.
– И как? Действует?
– Сорочки расхватываются с несусветной скоростью!
– Познакомьте меня с ней!
– С сорочкой?
– С ней тоже можно, но не в этой жизни... Я говорю о вашей давней знакомой. Если она до сих пор не растеряла своего редкого таланта, я бы заказал у неё бутылёк-другой чего-то наподобие кёльнской воды. Что скажете? Замолвите за меня словечко как за потенциального клиента? О цене спорить не буду.
В ответ мистер Хиггинс лишь замычал. А когда Тим, чуть склонив голову вбок, вопросительно уставился на него, то хозяин модной лавки тотчас понял, что просто так от дотошного отпрыска Джейкоба Андервуда не отделается.
– Замолвил бы, сэр, но той девицы уже много лет нет в живых.
– Какой ужас! Тиф? Помню, он гулял по деревням и косил многих.
– Если бы тиф...
– Не тиф?
– Хуже! Её засосало болото.
– Вот это действительно ужас.
– И вдвойне ужасно то, что тот омерзительный прыщ... Вы уж простите, сэр, что я так говорю про джентльмена! Так вот, тот омерзительный прыщ стоял рядом и ничего не делал!
– Джентльмены бывают ещё с теми прыщами, – вдумчиво произнёс Тим. В памяти почему-то всплыли карты и тяжёлый, пропитанный табаком, воздух в «Сорняках», хотя лицом все посетители сомнительного заведения были всегда чисты, и Тим не мог этого не знать.
– Я уж было смирился с тем, что тот прощелыга увёл у меня Бетси...
– Девушку звали Бетси?
– Бетси, сэр. Элизабет. Красивое имя!
– Продолжайте, мистер Хиггинс. Всё, что вы рассказываете, безумно увлекательно. Не хотите, кстати, выпить? И, может быть, ещё мясного рулета?
Мистер Хиггинс хотел. И выпить, и рулета, тем более что последний особенно удался у повара. А всему причиной были свежая свинина и сочный лук. А когда почти готовое творение посыпали сыром и рубленой петрушкой, а после поставили доходить в печи, то оторваться от кушанья мало кто был в состоянии.