Книга Джугафилия и советский статистический эпос - Дмитрий Орешкин

Зато для вертикального эксплуататора этот выбор означал практически бесплатный труд и возможность неограниченно распоряжаться ресурсами огромной страны. В том числе людскими — в виде бесплатных рекрутов или прикрепленных к земле колхозников. В их же общенародных интересах, само собой. Опыт показал, что замазать бездну между возвышенной теорией и губительной практикой совсем не сложно. Главное — установить железный контроль над информационной сферой и поставить на поток эмиссию победных очевидностей. И все будет прекрасно — по крайней мере, для вертикальной номенклатуры. Тому порукой прежний опыт сталинского СССР и современный опыт КНДР. Ну, а оказавшееся в светлом социалистическом будущем население перебьется как-нибудь. Куда ему деться.

Сталин и еда

Самым трагичным проявлением разрыва между победной риторикой и хозяйственной действительностью был массовый голод. Который, понятно, тоже отрицался и отрицается хранителями идеократического культа. Простец и хитрован Никита Хрущев, искренне веровавший в Ленина и идеалы коммунизма (хотя не без необходимой для людей его круга доли палачества), в первых главах своих воспоминаний с непониманием и досадой пишет о том, что наблюдал у себя в Донбассе. Сначала о временах продразверстки и первой советской войны с деньгами (доброго и умного Ильича, естественно, не упоминая):

«Я ездил в марьинские села, раньше там жили богато, а в голод после 1921 года люди умирали, были даже случаи людоедства. Вся наша работа заключалась в том, что мы собирали крестьян и призывали их сеять хорошо и вовремя, а еще лучше — провести сверхранний сев. То, что мы говорили, сами очень плохо понимали. Речь моя была довольно примитивной, как и речи других товарищей. Я ведь никогда по-настоящему не занимался сельским хозяйством…»[67].

Затем уже про НЭП — с приличествующей случаю хвалой мудрому вождю:

«Я помню то время, когда после разрухи и голода вдруг ожили города, появились продукты, начали падать цены. Это было, конечно, отступление. Но… в этом проявилась мудрость В.И. Ленина, когда он в 1921 г. пошел на такой опасный, но неизбежный, необходимый, смелый, решительный и прозорливый шаг — переход к новой экономической политике… Осенью буквально был уже завал товаров и сельскохозяйственных продуктов — овощей, арбузов, дынь и птицы. Дело в том, что Петровско-Марьинский район по тому времени был крайним юго-западным районом промышленной Юзовки… Поэтому там жили крестьяне. Села были богатые, степные, хорошо обеспеченные землей. Там имелись села и с греческим населением, очень крупные. Греки были скотоводами. Они любили и помногу держали овец. Поэтому у них были баранина и брынза, крестьяне привозили на продажу гусей, уток и индеек. И все это было задешево. Стандарт на цены у нас тогда сохранялся довоенный. До войны фунт мяса стоил в Юзовке и в окрестностях 15 копеек. 15 копеек стоило мясо и в 1925 г., и в 1926 году. До 1928 г. имелся избыток мяса»[68].

Юзовка — это нынешний Донецк. Говоря о цене, Хрущев, понятно, имеет в виду новые нэпманские деньги, обеспеченные золотым стандартом. Результат прост и ясен:

«Продуктов в 1925 г. у нас было сколько угодно и по дешевке. После 1922 г. с его голодом и людоедством теперь настало изобилие продуктов. Сельское хозяйство поднималось прямо на глазах. Это было просто чудо. В селе Марьинка в начале весенней кампании 1922 года я проводил собрания и видел, в каком состоянии находились тогда крестьяне. Они буквально шатались от ветра, не приходили, а приползали на собрания. Когда же я приехал туда секретарем укома, их было трудно узнать. Просто чудо, как поднялись люди»[69].

И тут же рядом — переживания носителя новой прогрессивной идеологии, с горечью наблюдающего разгул частнособственнической стихии:

«Мне всегда было больно смотреть, потому что больше толпилось людей у частных магазинов (вместо лавок социалистической кооперации. — Д. О.), а ведь это были рабочие и служащие, других на руднике не было… Частник брал за счет лучшей расфасовки, более внимательного отношения. К тому же хозяйка хочет выбрать, хочет немножко поковыряться, посмотреть то и другое, пощупать руками, вот продавец ее и обхаживал. Кроме того, частник уже имел своих постоянных покупателей, которым давал в кредит, а это имело большое значение. Кооперативы этого не делали»[70].

Стандартная беда, как и у Ленина — Сталина: частник выигрывает конкуренцию у советской власти. Даже духовно чистые рабочие и служащие с рудника (эксплуататорского класса там уже не осталось) толпятся там, где им, вообще говоря, не след, — у лавок классового врага. Жертвы вируса потребительства, родимые пятна мрачного прошлого. В то же время суть своей политической работы, как молодого первого секретаря укома партии во второй половине 20-х годов (время постепенного сворачивания НЭПа), Хрущев обозначает честно:

«Мои функции заключались не в обеспечении производства сельскохозяйственных продуктов, а в выколачивании этих продуктов из крестьянских дворов»[71].

Это еще цветочки. Ягодки обозначились после 1928 г., когда, по его же словам, «избыток мяса» вдруг кончился. Вместе с избытком хлеба. Повторное удушение частной инициативы (переход к менее конкурентной, зато более покорной модели) быстро откликнулось снижением экономических показателей. Как не раз отмечал И.В. Сталин, до 1927 г. хлеб поступал в города «самотеком». То есть на основе рыночного интереса независимых хлеботорговцев. А с 1928 г. почему-то перестал поступать. Естественно, обострилась нужда в выявлении и разоблачении саботажников и клеветников, с одной стороны, и в правильной интерпретации победоносных результатов — с другой.

Неуклонно отстаивая преимущества государственной хлебной монополии, Сталин ничуть не скрывает, что она обречена на поражение в экономической конкуренции с кулаком. Именно поэтому кулак должен быть уничтожен. Вождь прав: вертикаль (тем более с коммунистами во главе) всегда проигрывает в хозяйственном соревновании. Эмпирическое наблюдение верное, но выводы извращены в угоду революционной «очевидности».

10 августа 1929 г. Сталин объясняет Молотову:

«Сейчас главное зло в деле хлебозаготовок:

1) наличие большого количества городских спекулянтов (здесь и далее выделено Сталиным. — Д. О.) на хлебном рынке или около хлебного рынка, отбивающих у государства крестьянский хлеб и — главное — создающих атмосферу сдержанности среди держателей хлеба;