Книга Джокер - Феликс Разумовский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Оксана кивнула. Ей ли было не знать!
— Так вот, — Марьяна со вкусом отпила чаю, —сыворотка страха существует, конечно, не для героев. Она, скажем так,вытаскивает наружу сущность мокрицы. В смысле, делает смутные фобии реальными иощутимыми. На животе у человека вырастает прозрачный пузырь, в котором плаваетчервячок. Жрёт, растёт, норовит прогрызть дырку вовнутрь… И прогрызёт, есличеловек не будет во всём слушаться тех, кто ему сыворотку приготовил.
— И, по сути, нет большой разницы, воображаемый этотчервячок или настоящий, — примирила Варенцова реальное с ирреальным. —И все-таки, кто это «они»? Нельзя ли поподробней?
В сухом остатке услышанное означало: бить морду ПетруПетровичу стало неактуально. Ушёл себе и ушёл. А вот Максиму бы Максимовичу…
— Подробней нельзя, — сказал на полном серьёзеЗабелин. — Слишком много информации сразу — плохо, играть неинтересно. Ипотом, главное вы уже знаете. Ни под каким видом не входить и не брать ничегоиз вашего номера. — Он посмотрел на часы и поднялся из-за стола. —Могу подвезти вас до площади. В ногах правды нет. Ещё успеете их по коленостоптать…
Дождавшись, пока он уйдёт раскочегаривать «Ниву», Марьянавытащила из уха серёжку:
— Вот, Оксана Викторовна, цепляйте. Мало ли что в жизнибывает, вдруг пригодится…
Серёжка была невзрачная, с блёклым камушком. Брось такую наулице, не всякий и нагнётся поднять.
— Ой, а у меня уши не проколоты, — смутиласьВаренцова.
Серёжка была, ясен пень, не простая. «Небось потрёшь её и… Ичто будет? Васечка на выручку прибежит?..» Почему-то она стеснялась спросить.
— Дырявить вас, Оксана Викторовна, в наши планы вовсене входит… — Марьяна подошла, с улыбкой поднесла руку и чёрт его знает каквдела серёжку в ухо. Ни боли, ни крови.
— Ну, Маря, ты даёшь, — непроизвольно вырвалось уОксаны. — Спасибо.
— Счастливо тебе, Окся, в добрый путь, —откликнулась та. — Иди собирайся.
Это не заняло особого времени. «Нищему собраться — толькоподпоясаться». Оксана подхватила свой рюкзачок, проверила, на месте ли«куликовка», водворила сверху ленивого разоспавшегося кота… Поклонилась напрощание — то ли иконам, то ли самой избе…
— Ну, счастливо оставаться, Оксана Викторовна, —остановился у площади Забелин. — И вообще — счастливо…
Варенцовой вдруг показалось, что ему было стыдно. С другогостола, не с другого — а всё одно вот так уезжать… Мужик как-никак. Однополчанинк тому же.
— Спасибо на добром слове, — поблагодарила Оксанаи, смиряя гордость, спросила: — Посоветуйте хотя бы, что мне теперь делать?
— Как что? — справился с собой Забелин. —Играть! Но — тонко, без суеты. Важен не разум, а интуиция. Не голова, а сердце.Вот и вся премудрость…
Оставшись одна, Оксана зачем-то посмотрела на часы и нашлаглазами свой балкон на фасаде гостиницы. «Такой лещ пропал. Жирный.Экологический. Икряной. Его теперь, наверное, мурры жрут. С теми, которые ещёхуже… Ну, пусть подавятся…»
Было без пяти минут девять.
«А ну как всё окажется розыгрышем, и сейчас позвонит мудельПётр Петрович, и я выпущу кота и поеду на мотоцикле куда-нибудь на городскуюпомойку. В матированном забрале, задом наперёд и вниз головой. А вечеромвернусь к себе в номер и съем этого леща. С костями и чешуёй… Ну?! Отсчётпошёл…»
Минута.
Сорок пять секунд.
Тридцать.
Пятнадцать.
Ноль.
Телефон не зазвонил. Ни в девять ноль-ноль, ни в девять нольпять, ни даже в половине десятого. Оксана стала подозревать, что Забелин и вособенности Марьяна отнюдь не шутили. И свинья, то есть Васечка, ПетруПетровичу была подложена по полной программе.
«А некоторые ещё говорят, будто на периферии скучнослужить…»
На мгновение ей захотелось подняться в краевский номер,забраться с Тихоном под одеяло и лежать неподвижно без эмоций и мыслей,наплевав на реальное с ирреальным.
Пока не явятся те, которые «ещё хуже».
«Вот только Тишеньку жалко. Он же меня защищать будет…»
Миг слабости не прошёл незамеченным высшими сферами. Оксанаоглянулась и поняла, что ей был ниспослан ответ: узрела блаженного Никиту. Тотшёл мрачный, угрюмый, лишённый обычного благолепия, — сизый нос, в сумкепозванивает бутылочное стекло…
— Ты вот что, желанная. И не думай, — начал он,даже не поздоровавшись. — В эту свою отель ни ногой! Это я тебе какветеран рум-сервиса говорю. Ни ногой! Всё там, — он указал нагостиницу, — теперь проклято для тебя. Кой-кто постарался…
— Спасибо, Никита, — кивнула Варенцова. — Явообще-то в курсе. В общем и целом. Мне эти ваши, — она замялась, незная, как выразиться, — игроки с другого стола ещё вчера рассказали…
«Вот так, — констатировала она про себя. — Вчеравёлся разговор только про номер, сегодня про всю гостиницу. А завтра что, наМарс велят улетать?»
— Запомни, девка, для нас с тобой они не очень-тонаши, — веско сказал Никита. — У нас своя компания, у них — своя. Таещё шайка-лейка…
«Ага, — мысленно кивнула Оксана, — только вчераони меня приняли и защитили, а ты туманными намёками ограничился…»
— Ну в общем, раз ты знаешь, я пошёл, — поднялсумку Никита. — Поминали вчера с начальством друзей боевых… то ромом, товодкой…
— А вот скажи, уважаемый, — прищуриласьВаренцова. — Твой-то в чём интерес? Чего ради ты мне помогаешь?
Она ждала новых рассуждений о козырях, шулерах и готовойополчиться секьюрити, но услышала совершенно другое.
— Э, девонька, вот ты о чём… — как-то затуманилсяНикита, и голос его неожиданно дрогнул. — На дочку ты мою сильно машешь…Мамай, собака, взял её тогда в полон, недоглядел я, каюсь, недоглядел. А ты нанеё — как сестра… Что, лещика-то моего так и не попробовала? Не горюй, ещё одинесть, последний, так и быть, желанная, поделюсь.
С этими словами он достал крупного вяленого леща,примерился, крякнул и с лёгкостью фокусника разорвал рыбину надвое.
— На-кось, держи.
Лещ был поделен идеально, словно раскроен лазером.Зеркально-чистый срез проходил точно посередине хребта. В брюхе поблёскивалаполовинка икряного мешочка.
— Спасибо. — Уставшая удивляться Оксана благодарноприняла лакомство. — Большое.
Потом она сидела на лавочке и прислушивалась то к сердцу, ток разуму, то к внутреннему голосу. Все они хором твердили одно: «Краев». И топравда, к кому ей теперь идти? Больше не к кому. Только вот куда?..
