Книга Штормовой день - Розамунда Пилчер

— Нет. Все прекрасно. Кости целы. Давайте войдем в дом.

Мы вошли, и Петтифер закрыл за нами дверь.

— Рад видеть вас, Джосс, честное слово. У нас тут такое делалось, ей-богу…

— Как Гренвил? В порядке?

— Да, все хорошо. Он еще не ложился. Сидит в гостиной, ждет возвращения Ребекки.

— А Элиот?

Петтифер перевел взгляд с Джосса на меня.

— Уехал.

Джосс сказал:

— Расскажите-ка лучше нам все поподробнее.

Мы переместились в кухню и расселись вокруг стола.

— Когда Ребекка уехала, Элиот пошел в мастерскую и вернулся оттуда с портретом Софии. Тем самым, который мы так искали, Джосс. Но так и не нашли.

— Не понимаю, — сказала я.

Джосс объяснил:

— Петтифер знал о том, что София — это моя бабушка, но он был единственный, кто это знал. Остальные ее не помнили. Все это было так давно. И Гренвил не хотел, чтобы об этом знали.

— Но почему же в доме всего одна картина, где видно лицо Софии? Наверняка Гренвил писал множество ее портретов. Что сталось с другими портретами?

Наступила пауза, во время которой Джосс с Петтифером переглянулись. Теперь пришла очередь Петтифера давать объяснения, что он и сделал с большим тактом.

— Это все из-за старой миссис Бейлис. Она ревновала к Софии… не потому, что на самом деле что-то знала… просто София была частью той жизни Гренвила, которая не имела к ней отношения.

— Вы подразумеваете его живопись?

— Она не хотела знаться с Софией, а если случайно сталкивалась с ней в городе, ограничивалась лишь ледяным приветствием. А командир это знал и не хотел ее огорчать, вот он и распродал все портреты Софии, кроме того, что вы отыскали. Мы знали, что портрет этот где-то рядом. Мы с Джоссом однажды целый день его проискали, но так и не нашли.

— А что бы вы сделали с портретом, если бы нашли?

— Ничего. Но мы не хотели, чтобы на портрет наткнулся кто-нибудь другой.

— Не понимаю, почему это было так важно.

— Гренвил не хотел, чтобы о его отношениях с Софией стало известно, — сказал Джосс. — Он не стыдился этой связи, потому что очень любил Софию. А после его смерти все это вообще потеряло бы значение, и хоть трава не расти. Но он человек гордый и прожил жизнь, придерживаясь неких принципов. Может быть, сейчас принято считать, что принципы эти устарели, но для него-то это не так. Понимаете, о чем я толкую?

— Думаю, да.

— Современные молодые люди, — веско сказал Петтифер, — кричат о свободе нравов, как будто они эту свободу изобрели. Но разве ж это новость? Испокон веков существовала эта свобода, только во времена командира у людей скромности побольше было и они свободу эту напоказ не выставляли.

Мы покорно приняли сентенцию Петтифера, после чего Джосс сказал:

— Мы, кажется, отвлеклись от темы. Петтифер рассказывал нам об Элиоте.

Петтифер сосредоточился.

— Да, хорошо. Итак, Элиот сразу же направился в гостиную, ворвался туда, я вошел следом за ним, а он — прямиком к каминной полке и бряк туда портрет рядом с другой картиной. Командир молчит и только смотрит на него. А Элиот ему: «Ну и какая тут связь с Джоссом Гарднером»? Тогда командир рассказал ему. Все рассказал. Спокойно, достойно. В присутствии миссис Роджер, с которой только что припадка не случилось. Она заявила, что все эти годы командир водил их за нос, делал вид, что Элиот его единственный внук, которому и перейдет Боскарва после смерти Гренвила. Командир сказал, что ничего подобного он никогда не говорил, что все это были их домыслы и что никто не виноват, если они забыли о том, что цыплят по осени считают. Тогда Элиот спросил его очень холодно: «Может быть, сейчас ты все-таки поведаешь нам о своих планах?», на что командир сказал, что планы его — это дело личное, и в них отчета он давать никому не намерен, и правильно сказал, разве не так? — Этот свой защитный маневр Петтифер сопроводил внушительным ударом кулака по кухонному столу.

— И что же сделал Элиот?

— Элиот сказал, что в таком случае он умывает руки, и отныне глаза бы его не глядели на всех нас, то есть на все семейство, конечно, и что у него тоже есть личные планы, и что, слава Богу, он теперь от нас избавится. И с этими словами он собрал какие-то бумаги, сунул их в портфель, надел куртку, свистнул собаку и был таков. Слышно было, как машина двинулась по подъездной аллее, и больше мы его не видели.

— Куда же он уехал?

— Наверное, в Хай-Кросс.

— А Молли?

— Она ударилась в слезы… пробовала его остановить, не глупить, как она говорила. Умоляла его остаться. Напускалась на командира, крича, что он во всем виноват. Но, конечно, сил остановить Элиота у нее не было. Да и что можно сделать, если взрослый человек уходит из дома, никто не может ему помешать, будь то даже его собственная мать.

Я преисполнилась мучительной жалости и сочувствия к Молли.

— Где она сейчас?

— У себя. — И он хмуро добавил: — Я понес ей наверх чай на подносе, а когда вошел, она сидела за туалетным столиком как изваяние.

Я была очень рада, что все это происходило в мое отсутствие. Судя по рассказу Петтифера, вечер был тяжким. Я встала. Бедняжка Молли.

— Я поднимусь к ней. Поговорю.

— А я… — сказал Джосс, — пойду повидаю Гренвила.

— Скажи ему, что и я очень скоро к нему зайду.

Джосс улыбнулся.

— Мы будем ждать тебя, — заверил он меня.

Молли, бледную, заплаканную, я застала все за тем же нарядным туалетным столиком. (В этом была вся Молли: даже самая жестокая скорбь не могла бы заставить ее броситься на постель. Ведь так можно смять покрывало!) Когда я вошла, Молли подняла голову, лицо ее трижды отразилось в створках трюмо, и мне впервые показалось, что выглядит она на свой возраст.

— Как вы себя чувствуете? — спросила я.

Она потупилась, комкая в руке мокрый платок. Я подошла к ней.

— Петтифер мне рассказал. Мне так жаль.

— Это все ужасно несправедливо. Гренвил всегда недолюбливал Элиота, безумно на него раздражался, и вот теперь мы, конечно, поняли, почему. Он всегда пытался руководить Элиотом, встать между Элиотом и мной. Что бы я ни делала для сына, все было не так.

Опустившись перед ней на колени, я обхватила ее руками.

— Я искренне верю, что он делал это из самых добрых побуждений. Попытайтесь и вы в это поверить.

— Я даже не знаю, куда он поехал. Он не сказал мне. И не попрощался.

Я поняла, что взволновали ее не столько открытия этого вечера относительно Джосса, сколько внезапный отъезд Элиота. И это хорошо. По поводу Элиота я могу ее чем-то утешить, а вот что касается Джосса — тут уж ничего не поделаешь.