Книга Гентианский холм - Элизабет Гоудж

Но Стелла не пошла к матушке Спригг. Она осталась на крыльце, скрытая ото всех его тенью. Еще в раннем детстве научилась она не бежать к матушке Спригг со своими шишками и синяками. Она чувствовала, что человеческое страдание — вещь всегда очень личная. И чем сильнее страдание, тем более оно личное. Расставание с Захарией было самым страшным страданием. Вернее, это было первой настоящей болью в ее до этого счастливой жизни. Стелла еще не знала, справится она с этой болью или нет, и поэтому долго просидела на крыльце, тихо плача. А потом достала медальон матери, который носила под платьем, и посмотрела на него. Маме, наверняка, тоже пришлось много страдать в жизни. Взрослым много выпадает на долю всякого зла. Но мама, наверное, никогда не плакала. Девочка держала перед собой медальон до тех пор, пока не справилась со слезами, а затем вошла в дом и тут же поднялась к себе в комнату, чтобы хорошенько умыться.

3

Когда сборы были окончены, два офицера, тактично решив не мешать хозяевам дома, ушли спать пораньше. Доктор Крэйн и Захария остались сидеть в кабинете у камина. Им нужно было поговорить в последний раз. Доктору было что передать Захарии, и он сказал ему это, хотя мало ждал, что юноша поймет эти слова в нынешнем своем несчастном состоянии.

— Ты поступил правильно, Захария, хотя, как ты сам можешь видеть, ничего хорошего из этого пока для тебя не вышло. Я вижу, как ты несчастен. Но это неважно. Сейчас не думай о чувствах. Это не главное. Главное — твои поступки. Из них может родиться слава. Хотя одному только Господу известно, как долго тебе придется ждать этой славы.

— А что такое слава? — вдруг спросил Захария.

— Этого я не могу объяснить. Придет день, и ты сам узнаешь. Но кое-что я, пожалуй, смогу тебе рассказать. На основе своего медицинского опыта, приобретенного как на войне, так и в мирное время. Я объясню тебе, как справиться со своими страхами.

Захария вздрогнул, и доктор возблагодарил Бога за то, что сумел привлечь внимание юноши и на секунду оторвать его от печальных дум.

— Для начала я скажу тебе вот что: не борись со страхом и не стыдись его. Прими его со спокойствием, точно так же, как человек принимает другие недостатки, с которыми он был рожден, будь то легкая хромота или косоглазие. Добровольное принятие страха — это уже полдела. Допускаю, что в этом тебе уже приходилось убеждаться. Испытывай страх добровольно и не бойся своего страха, если можно так выразиться.

Как врач я могу заверить тебя в том, что у каждого человека есть потаенный запас сил, как физических, так и душевных, о котором этот человек не догадывается. Не догадывается до тех пор, пока не наступает время кризиса. Ты не будешь использовать этот запас вплоть до наступления этого времени, но когда оно наступит, будь уверен, этот запас сил тебя не подведет. Тебе сейчас трудно в это поверить, но ты уж поверь.

И еще одно. Научись примиряться с чужими страхами, безотчетными и ужасными, не поддавайся их давлению, не теряй на их переживание свои нервные клетки.

И снова Захария вздрогнул. Он вспомнил тот день, когда вступил в этот дом и внезапно осознал, как вдруг справился с давлением этих чужих страхов.

— И снова повторяю: не борись со страхом. Стоит тебе начать сопротивляться ему, как считай, что ты проиграл и сломался. Тебе не нужно бороться с вульгарным языком, с отвратительными запахами, с потом, грязью и прочими подобными вещами. Ты должен принять их, смириться с ними и отрешиться от них. Сейчас это кажется тебе парадоксальной линией поведения, но я говорю тебе — такая линия поведения вполне возможна. Тебя не осквернят ругательства другого человека или грязные дела, которые он совершит. Тебе может показаться, что ты замаран, но на самом деле человека могут замарать лишь его собственные ругательства и грязные дела. Ты должен воздержаться от того и другого, и тогда перед тобой раскроется символическая дверь, через которую ты сможешь пройти в символическую крепость, где будешь полностью защищен. Такая крепость есть у каждого человека, можешь мне поверить.

Захарии это уже было известно. Существование этой крепости в свое время провозгласили камни часовни Св. Михаила. Напасти и беды также развили в юноше предчувствие существования подобного убежища, которое где-то есть, но надо только найти, где именно.

«Впрочем, какая польза от этой догадки, — горько подумал он, — если ты не способен проверить ее истинность?.. Твое знание столь же бесполезно, как и погасший фонарь в темноте».

— Ты можешь проверить истинность своих догадок только одним способом: практикой, — проговорил доктор, верно расценив молчание юноши. — Ничто другое не зажжет свет в твоем фонаре, — только ветер твоего движения. Ничто другое, запомни.

Они помолчали, а потом Захария медленно произнес:

— Я попрощался со Стеллой.

Ему очень хотелось рассказать доктору, как именно он относится к Стелле, но это казалось не поддающимся объяснению.

— Она не забудет о тебе, — проговорил доктор, давая тем самым понять, что ни в каком объяснении не нуждается.

— Она ведь совсем еще девочка, — беспокойно задвигавшись на стуле, пробормотал Захария. — Как можно ожидать, что она…

— Она очень необычная девочка, — возразил доктор, прервав юношу. — И тут от нее можно ждать необычных вещей. Кстати, отец и матушка Спригг вовсе не ее настоящие родители.

Захария неожиданно выпрямился на своем стуле, обратив на доктора пристальный и напряженный взгляд.

— Спригги не ее родители?! Она это знает?

— Да, знает.

— Но почему же она ни разу не говорила мне об этом?

— Насколько я могу судить, ее удержало от откровений чувство привязанности к матушке Спригг. Матушке Спригг нравится думать, что Стелла — ее родной ребенок. Она буквально одержима этой мыслью. А у Стеллы не по годам развита интуиция, и она, конечно, чувствует это желание. Но я считаю, что ты имеешь право знать об этом. И надеюсь, ты будешь молчать об этом.

— Да, сэр.

Доктор Крэйн был рад, что ему удалось отчасти отвлечь Захарию от печальных размышлений о себе самом, поэтому он поспешил тут же рассказать все, что знал о Стелле. Захария слушал самым внимательным образом.

— Ага, это многое объясняет в ней, — проговорил он задумчиво. — Я все не мог понять, откуда в ней такой ум, даже мудрость?.. Что-то недетское…

— У отца и матушки Спригг, если уж на то пошло, с умом, слава Богу, все в порядке, да и мудрости житейской тоже хватает.

— Я говорю не о житейской. Это что-то неземное. Словно она ребенок феи.

— О, смею тебя заверить, она вполне земное создание.

С этими словами доктор, рассмеявшись, подошел к своему письменному столу и вернулся со свитком бумаги.

— Эта надпись была сделана внутри медальона матери Стеллы. Я скопировал ее на греческом, как она и была выполнена. Как у тебя с греческим? Вроде все нормально?