Книга Движущая сила - Дик Фрэнсис

— Мистер... э... Ятц здесь? — спросил следователь, оглядываясь по сторонам.

— Я здесь, сэр, — хрипло ответил Дейв.

— Вы подвезли мистера Огдена в одном из фургонов мистера Крофта, верно? Расскажите нам об этом.

Дейв рассказал всю историю, стараясь быть кратким. Он чувствовал себя неловко и даже вспотел.

— Мы, когда приехали в Чивели, никак не могли его добудиться...

Следователь поинтересовался, не выказывал ли Кевин Кейт каких-либо признаков недомогания до того.

— Нет, сэр. Он ничего не говорил. Мы думали, он спит.

— Мистер Крофт, — обратился ко мне следователь. — Это вы вызвали констебля Смита, когда увидели мистера Огдена?

— Да, сэр.

— Констебль Смит, вы позвонили доктору Фаруэю?

— Да, сэр.

Следователь собрал все бумаги в стопку и безразлично взглянул на присутствующих.

— Настоящий суд постановляет, что мистер Огден умер от естественных причин. — Он немного помолчал и, увидев, что никто не двигается, добавил:

— Это все, господа. Спасибо, что пришли. Вы все проявили похвальную оперативность и здравый смысл в этих печальных обстоятельствах.

Он еще раз сочувственно улыбнулся миссис Огден и удалился. Когда мы выбрались на улицу, я услышал, как миссис Огден безуспешно пытается остановить такси.

— Миссис Огден, — обратился я к ней, — разрешите вас подвезти.

Она задержала взгляд своих подслеповатых глаз на моем лице и, взмахнув руками, нерешительно сказала:

— Мне только до вокзала...

— Я подвезу вас... если вы не имеете ничего против «Фортрака».

По выражению ее лица было видно, что она никогда не слышала о «Фортраке», но согласилась бы и на слона за неимением выбора.

Я уговорил Сэнди подбросить Дейва назад в Пикс-хилл, а сам отправился с миссис Огден, которая хоть и не плакала, но пребывала в явном шоке.

— Много времени не потребовалось, верно? — сказала она обреченно. — Ничего значительного, правда? А ведь все-таки человек умер.

— Да, ничего значительного, — согласился я. — Но ведь можно отслужить по нему молебен. Эта идея ее не вдохновила.

— Вы Фредди Крофт? — спросила она.

— Правильно, — подтвердил я и посмотрел на нее. — Когда отправляется ваш поезд? — спросил я.

— Еще очень не скоро.

— Может быть, тогда выпьем кофе?

Она вяло согласилась и с безразличным видом уселась в кресло в пустом кафе гостиницы, построенной в стиле лже-Тюдор. Кофе пришлось подождать, но по крайней мере он был свежим. Подали его в кофейнике на серебряном подносе вместе со сливками и чашками в розочках.

Миссис Огден, которая до этого куталась в свое черное бесформенное пальто, начала понемногу оживать и расстегнула пуговицы. Под пальто — черное платье, туфли тоже черные, сумка черная, как и перчатки. Черный шарф. Явный перебор.

— Для вас это, должно быть, ужасный удар, — сказал я.

— Да.

— Дочь вам поможет все пережить.

— У нас никогда не было дочери. Он ее придумывал, чтобы его подвозили.

— Разве?

— Он много чего придумывал. — Я внезапно увидел в ее глазах панику. — Понимаете, он потерял работу.

— Он... работал продавцом? — догадался я.

— Нет. Но он работал в торговле. Заместителем управляющего. Фирму слили с другой. Многие должности были сокращены.

— Мне очень жаль.

— Он никак не мог найти работу. Все-таки пятьдесят четыре года, да и сердце больное.

— Жизнь несправедлива.

— Он четыре года был безработным. Мы истратили выходное пособие и все наши сбережения... строительное общество отобрало наш дом... и... мы не знали, что делать.

И он стал подделывать чеки, подумал я, и забывать платить по счетам в гостинице, и пытаться прожить на мелочевку, которую он получал за свои услуги курьера, стараясь ездить бесплатно, рассказывая душераздирающую историю о свадьбе дочери.

Казалось, жизнь вбила Лин Мелиссу Огден в землю, как колышек от палатки. У нее были седеющие волосы, стянутые на затылке черной лентой. Никакой косметики. Морщины вокруг рта. Старая жилистая шея.

Я сочувственно спросил:

— А у вас есть работа?

— Была. — Серый оттенок кожи делал ее лицо страдальческим. — Я работала у зеленщика, но Кев... он умер, не будет вреда, если я скажу... Кев взял какие-то деньги у них из кассы, и они были очень добры, не стали вызывать полицию, просто сказали, что мне придется уйти.

— Да...

— Мы питались на мою зарплату. — Она дрожала от беспомощного гнева. — И еще ели те подгнившие фрукты и овощи, которые нельзя было продать. Как он мог так поступить?

— Может, ему стоило продать то кольцо, — сказал я. — Я видел у него на пальце — золото с ониксом.

— Подделка, — сказала она устало. — Настоящее он продал много месяцев назад. Он так об этом жалел... Даже плакал, знаете ли. Ну я и купила ему это барахло... но он носил его.

Я налил ей еще кофе. Она с отсутствующим видом сделала несколько глотков и со стуком поставила чашку на блюдце.

— Почему ваш муж хотел попасть на бензоколонку в Чивели? — спросил я.

— Он должен был... — Она замолчала и задумалась, потом сказала:

— Наверное, сейчас это уже не важно. Уж в большую беду он теперь не попадет... Я все говорила, что терпению моему пришел конец, но все терпела и терпела... Мы были женаты тридцать три года... Когда-то я его любила... долго... Потом жалела. Я ведь не могла просто выгнать его, верно? Куда бы он пошел? Он и так неделями дома не бывал, скрываясь от полиции... Не знаю, почему я вам все это рассказываю...

— Потому что вам надо кому-то рассказать.

— Наверное. И сами понимаете, как мы выглядели. Я не могла поделиться с соседями, и у нас почти не осталось друзей. Ведь Кевин брал у них в долг...

И не возвращал. Яснее ясного, хоть она и не произнесла этих слов.

— Так зачем он собрался в Чивели? — снова спросил я.

— Разные люди звонили и просили, чтобы он перевозил что-то из одного места в другое. Я ему говорила, что он может попасть в беду. Понимаете, он мог перевозить части бомб, или наркотики, или что-нибудь в этом роде. Ему часто приходилось возить кошек или собак... это ему нравилось. Он иногда давал объявление в журнале «Лошади и гончие». Люди оплачивали ему железнодорожный билет, чтобы он отвез их животных, но он билет сдавал и голосовал на дорогах. Я что хочу сказать... у него вовсе не осталось гордости, понимаете? Все пошло прахом.

— Ужасно, — согласился я.