Книга Слезы Черной речки - Владимир Топилин

— Нам нечего отвечать. Мы уже вам сказали, что то, что вы на нас наговариваете, — голая клевета. У вас нет фактов.

— Факты? Факты у нас есть! Да еще какие! — зло гыкнул кто-то из старателей и щелкнул пальцем по лезвию топора.

— Это не факт. Где доказательства, обвинения? То, что вы на нас наговариваете, какая-то белиберда. Учтите, что если с нами что случится, то вам всем расстрел! — без какой-то боязни, самоуверенно говорил Сергей. — Мы — люди неприкосновенные! А ты знаешь, что бывает тем, кто тронет таких, как мы?

— Ты не пугай. Мы люди пуганые, не боимся. Нам нечего терять. Ты лучше расскажи, как наших братьев в тюрьму упрятал, — совершенно спокойно проговорил Гришка и густо пыхнул в лицо Сергею табачным дымом.

— Никого я в тюрьму не прятал. А то, что вы нас боитесь, я вижу по нашим связанным рукам. Видно, страх пробирает, если мы будем голорукие?

— И то, Гришка, верно аньжинер говорит. Что же вы их повязали-то? — подал голос Семеныч.

— Это не беда. Руки можно развязать. Все едино, от топора да от дубины никуда не убежишь. Правду-матку можно и так выколотить! — подумав, сказал Сохатый и, неторопливо приподнявшись, развязал руки Сергею. — Но смотри у меня. Будешь дергаться — приголублю так, что будешь телком мукать!

Но тот, по всей вероятности, не понял предупреждающих слов Гришки.

Растирая затекшие запястья, он резко вскочил на ноги и бросился на Сохатого в драку. Он хотел ударить Гришку по лицу, но тот был так высок, что удар кулака пришелся Сохатому в грудь. Гришка отбил руку вниз.

— А вот вставать-то тебе никто не разрешал. Сядь на место! — приказал Гришка и, схватив Сергея за грудь, толкнул на землю.

Тот упал на спину, но тут же вскочил и безбоязненно налетел петухом на своего обидчика. Рассвирепев, Гришка широко размахнулся и нанес такой удар, что Сергей, оторвавшись от земли, глухо бухнулся на спину. Сохатый коршуном завис над поверженным парнем и, применяя свой излюбленный прием, сомкнул руки на его шее.

— Гришка! Не придави раньше срока! — воскликнул кто-то из старателей.

— Сохатый! Отступись, не надо такого делать! — подтвердил Семеныч.

— Да я его легонько, шутейно. Пусть говорит, как в склад лазил и где золото лежит, — свирепо бубнил Гришка, навалившись на Сергея.

Послышался захлебывающийся храп. Видимо, Гришка не рассчитал свою силу. Сохатый разжал пальцы и встал на ноги. Сергей закашлялся, повалился набок и в судорогах сжался в калач. Левая рука прикрыла горло, правая потянулась к голенищу.

Дальнейшее было так неожиданно, что никто из старателей не успел произнести ни слова. Сергей резко направил руку в широкую грудь Гришки. Раздался сухой хлопок, напоминающий треск сломавшейся сушины. На спине Сохатого мгновенно промокнулось небольшое, но очень быстро расплывающееся пятнышко. На светлой рубахе при пляшущих языках пламени оно казалось черным и привело старателей в еще большее недоумение.

— Ах, ты... так?! — выдохнул Гришка и ястребом бросился на Сергея.

Но на половине пути насторожившуюся тишину распорол еще один хлопок. Теперь все отчетливо увидели яркую вспышку. На Гришкиной спине проклюнулось второе черное пятнышко.

Гришка упал на Сергея. Руки нападавшего молниеносно сомкнулись на горле поверженного парня. Затем последовал сильный рывок могучих рук Сохатого. Ужасающий звук чего-то булькающего, свистящего, хрипящего вырвался из глубины души обреченного Сергея. Гришка вырвал ему горло.

Тут же, как будто опомнившись, Сохатый отпустил бьющееся в агонии тело и вскочил на ноги. В удивлении посмотрел на свои окровавленные руки:

— Ишь ты, хитер, брат. Из пистоля меня хотел ухлопать!

Он нагнулся, но туг же, потеряв равновесие, упал на колени. Однако вгорячах, все еще не понимая, что произошло, Сохатый выправился, взял из обмякшей руки Сергея пистолет и показал мужикам:

— Во! Видели? Я не вру!

Обагренный кровью револьвер пошел по кругу. Как ни в чем не бывало, стараясь казаться спокойным, Гришка подошел к Семенычу и каким-то хрипящим, слабым голосом проговорил:

— Дай покурить! Что-то голова кружится...

Он не договорил. Из его рта двумя ручейками потекла кровь. Сохатый в недоумении прикрыл рот ладонью и, посмотрев на окружавших, прохрипел:

— Мужики! Что это со мной?!

— Успокойся, Гришка! — вскочил Рось. — Присядь к кедру. Мужики, помогите!

Старатели бросились к Сохатому, подхватили его под руки, разорвали на груди рубаху, приложили сухие тряпки на его раны.

— Чудно как-то: голова кругом, руки ватные... лицо занемело. Почему так?

— Молчи, Гришка! Береги силы! Братцы, коня скорее давайте!

— Да ладно уж, Семеныч. Понял я, однако, что со мною происходит... Не надо коня. Дайте хоть покурить напослед.

Ему быстро свернули самокрутку, подкурили от костра и дали в руку. Непослушной рукой, стараясь попасть в рот, он тыкал самокрутку в глаза, нос, щеки.

— Мужики! Аньжинеры тикают! — случайно посмотрев в сторону, воскликнул Могила.

Несколько мужиков настигли отползавших в темноту Ивана и Федора. Кто-то из старателей замахнулся прогонистым колом и хрястнул Федора по спине. Тот болезненно застонал. Иван завизжал поросенком:

— Мужики! Ради Христа, не убивайте! Пожалейте, я все скажу!

— Где золото? — рыкнул кто-то из старателей.

— Золото... В бутылке, закопано под верхний угол вашего барака на Петропавловском прииске...

Семеныч, упав на колени, торопливо крестился в черноту неба:

— Господи... Мать Пресвятая Богородица... Царица Небесная... Прими душу рабов твоих грешных...

Гришка, доживая последние секунды своей жизни, стеклянными глазами смотрел через костер на Семеныча и не видел его.

— А прав ты оказался... Золото... Андрей не брал... Все одно теперь уж... Тюрьма... — едва договорил он и медленно с кривой усмешкой на губах повалился набок.

ГЛАВА 20

Сбавляя скорость, поезд подходил к вокзалу. За окнами вагона поплыли стрелки рельсов, запасные пути, прилегающие к вокзалу разгрузочные склады. Пестрая толпа пассажиров сбилась в узком проходе в длинную очередь. Подталкивая друг друга объемистыми сумками, фанерными чемоданами и брезентовыми вещмешками, люди торопились выбраться на свежий воздух из тесного и душного вагона.

Андрей не спешил. Он сидел на нижней полке рядом с проходом и смотрел в потемневшие от угольной копоти окна. В прищуренных глазах светились искорки радости и тревоги — от долгожданной встречи с родиной, от неизвестности перед предстоящим.

В окно медленно наплыло и остановилось здание вокзала. На его крыше большими буквами красовалось до боли желанное и долгожданное слово — Красноярск. При виде этого родного слова Андрей вздрогнул всем телом, душа сжалась в комок.