Книга История одной кошки - Гвен Купер

Когда Лаура вошла в квартиру после изнурительной прогулки по удушающей жаре от метро домой, в квартире стояла тишина. Пруденс свернулась в коробке, в которой раньше лежала пачка бумаги. Теперь коробка ждала у двери, пока кто-нибудь («Я, например», — с досадой подумала Лаура) ее выбросит. Джоша нигде не было видно, вероятно, он ушел на встречу с объединением жильцов дома на Авеню «А» или налаживает деловые связи, что за последние месяцы делал все реже и реже, поскольку никаких предложений о работе не поступало. Может быть, он даже предупреждал ее утром, только она забыла. Ничего удивительного, учитывая, чем последнее время заняты ее мысли.

Она поднялась наверх в спальню, сняла часы и серьги, сложила все в деревянную шкатулку для драгоценностей, которую подарил ей Джош, когда они еще только начали встречаться. Она залюбовалась ею в одной антикварной лавке, куда они заглянули во время прогулки. Та напомнила ей шкатулку с драгоценностями миссис Мандельбаум, которая стояла у той в спальне, на комоде с зеркалом, среди фотографий. Там были свадебные фото Мандельбаумов и снимки, сделанные во время их медового месяца в Майами; семейное фото с сыном, светловолосым мальчуганом в костюме пилигрима на День благодарения, и более поздний снимок уже улыбающегося юноши в костюме на выпускном балу; фотографии мистера Мандельбаума в форме летчика-истребителя во время Второй мировой войны. В самой шкатулке хранились изделия в стиле модерн, которые мистер Мандельбаум всю жизнь дарил жене. Ни одно украшение не было дорогим, однако в юных глазах Лауры они были прекрасны.

Однажды, когда Лауре было лет десять, миссис Мандельбаум вложила ей в руку тяжелую серебряную брошь с ониксом. Лаура попыталась ее вернуть, полагая, что невежливо принимать такие подарки, но миссис Мандельбаум сказала: «Мы с Максом любим тебя как собственную внучку. Поэтому я хочу, чтобы у тебя осталось что-то на память о нас». Затем она приколола брошь Лауре на платье и расчесала ей волосы перед пыльным старым зеркалом в спальне. «Посмотри, как тебе идет!» Обе вернулись в гостиную, держась за руки. Мистер Мандельбаум уже ждал их с тортом и чаем. За его спиной на спинке дивана лежала Хани, свесив одну лапку ему на плечо. «Ничего себе! — воскликнул он. — Я и понятия не имел, что ко мне на чай придут две такие элегантные дамы». Лаура зарделась от удовольствия.

Броши уже давно нет, но Лаура и без нее вспоминает Мандельбаумов столько лет спустя. Несмотря на то, что в конечном итоге она не оправдала их доверия.

В детстве Лаура больше всего любила собственную спальню, а потом уже квартиру Мандельбаумов, которая находилась прямо над их квартирой. Любила просвечивающие кружевные занавески, которые сшила миссис Мандельбаум, когда Лаура была еще слишком маленькой, чтобы помнить подобные вещи; чудесные обои, которые выбрала Сара: расписанные акварелью в глубокие синие, кремовые и пурпурные тона — красивые, но ненавязчивые. Идеальные для комнаты юной девочки. В те дни Лаура была не такой аккуратисткой, как сейчас. Она сваливала кукол, вещи и книги в огромные кучи, что изредка вызывало у Сары вспышки раздражения. «Если ты не уберешь в комнате, я…» Но Лауре нравилось погрязнуть в беспорядке, пока он не начинал раздражать ее саму, потому что тогда она испытывала ни с чем не сравнимую радость, занимаясь уборкой. Вскоре повсюду воцарялся идеальный порядок, косые лучи янтарного послеполуденного солнца проникали в комнату через тончайшие кружевные занавески (очень важно правильно рассчитать время уборки, нельзя начинать ее слишком рано или чересчур поздно, чтобы не пропустить это время дня), и Лаура расхаживала по комнате, прикасалась к вещам и думала: «Как же мне повезло! Я — девочка, которая здесь живет!»

Спускаясь в гостиную, Лаура прошла мимо комнаты, которую они с Джошем намеревались отвести под детскую и которая сейчас была завалена коробками Сары. Пруденс, по непонятным Лауре причинам (приходила на ум только одна: «Кошка ведь!») приобрела привычку выбрасывать вещи из коробок на пол. Вчера вечером она разбросала часть коллекции смешных музыкальных инструментов: губную гармонику, варган, миниатюрные барабанные палочки с крошечными деревянными шариками, соединенные с барабаном веревками, — все это Сара хранила под прилавком своего магазина грампластинок, чтобы Лаура могла там поиграть.

Губная гармоника была любимым инструментом Лауры, хотя она так и не научилась на ней играть. Сара, имеющая абсолютный слух, улыбалась и ни разу не поморщилась, когда Лаура носилась по магазину, извлекая из гармоники беспорядочные звуки, которые сама считала «мелодиями». Вчера Лаура ради смеха сыграла на гармонике несколько нот, а Пруденс смотрела на нее с серьезным и задумчивым видом. Сначала звук ее испугал, но через несколько секунд она вернулась и подняла одну лапу вверх, как будто пыталась потрогать выдуваемый Лаурой воздух или затолкать его назад в инструмент.

Сегодня Пруденс каким-то образом удалось раскопать старую записную книжку Сары, ту самую… Лаура сама себя уверяла, что ей никогда не найти ее среди пожитков мамы, когда встал вопрос о том, как сообщить о смерти Сары Анис, которая постоянно гастролировала по Азии. В конце концов она отправила письмо в продюсерское агентство Анис. Если честно, у Лауры не было ни малейшего желания разговаривать с последней. Ведь именно Анис подтолкнула Сару к существованию в Нижнем Ист-Сайде. И это она бросила Сару (и Лауру), когда прежняя жизнь разрушилась.

Однако, просматривая с Пруденс старые вещи матери, Лаура ловила себя на том, что вспоминает свое детство, когда мама еще владела магазином грампластинок и они обитали в старом многоквартирном доме, который, казалось, жил своей особой магической жизнью. Когда она говорила о Саре вслух, а Пруденс при этом серьезно смотрела на нее (хотя явно не понимала человеческую речь), воспоминания Лауры о детстве оживали, чего не случалось уже много-много лет.

Пруденс последовала за Лаурой наверх и теперь стояла в свободной спальне рядом с телефонной книжкой Сары, ожидая, когда Лаура положит ее назад в коробку, чтобы можно было снова начать игру «Разбросай вещи». Но вновь обретенная Лаурой способность к счастливым воспоминаниям казалась вещью хрупкой, и мысли об Анис грозили ее разрушить.

— Не сейчас, — сказала Лаура, минуя комнату и возвращаясь назад в гостиную. Пруденс продолжала ждать с терпеливым видом святой мученицы, и Лаура невольно улыбнулась. — Пошли же, — произнесла она более мягким голосом. — Неужели ты не хочешь поужинать?

Казалось, Пруденс на несколько секунд задумалась над предложением. Потом встала, изогнула спину, вальяжно потянулась (как предполагала Лаура, чтобы не подать виду, что очень хочет есть) и порысила в коридор, обогнав хозяйку. Веселое позвякивание бирочки на ее красном ошейнике звучало все приглушеннее — она завернула за угол в сторону лестницы.

Несколько недель назад Джош извинялся, когда перетащил из кабинета и поставил рядом с коробками Сары несколько своих вещей.

— Пока я не смог придумать места получше, — сказал он. — Мы всегда сможем отвезти эти вещи на склад, если…

Предложения он не закончил, и Лаура продолжать не стала. В прошлый раз, когда вновь зашел разговор о детях, Джош сказал, что в мировой истории люди заводили детей и в более сложных жизненных ситуациях. Уж Лауре ли этого не знать! Как будто Сара забеременела ею не так! Хотя что такое она говорит? Что, им с Сарой обеим было бы лучше, если бы она не родилась?