Книга Две тысячи лет до нашей эры. Эпоха Троянской войны и Исхода, Хаммурапи и Авраама, Тутанхамона и Рамзеса - Джеффри Бибб

В течение года проводилось четыре праздника солнца, которых всегда с нетерпением ожидали дети, и каждый день, глядя, как высоко солнце в полдень поднялось над горизонтом, они начинали считать и громко спорить, как долго осталось ждать следующего праздника. Каждое торжество отличалось от других, но все они были знаком надежды и временем всеобщего веселья.

Самой торжественной была церемония, проводимая во время сева, когда день становится равным ночи. Тогда деревянное изображение солнечной колесницы, в которую запряжены кони рассвета, выносилось из храма. Его устанавливали на скрипящую телегу, которую волы возили от одного поля к другому, а жрец и его помощник с венками из молодых березовых листьев на головах пели литании. Им подпевали идущие следом мужчины и женщины. После жертвоприношений начиналась ритуальная пахота. Владелец самого крупного хозяйства – царь – впрягал своих лошадей (единственных лошадей в долине) в деревянный плуг, который обычно тянули только волы. Обнаженный, как в день, когда он появился на свет, мужчина вспахивал три борозды на храмовом поле. Лошадей, выполнявших непривычную для них работу, он погонял березовой веткой. А борозды, конечно, были направлены к солнцу. Вместе с семенами в борозды бросали крошки хлеба, испеченного из зерна прошлогоднего урожая и всю зиму пролежавшего в амбаре.

Некоторые наскальные рисунки, найденные в Южной Норвегии и Швеции, не так легко понять. Возможно, то, что вы видите, – майское дерево, до настоящего времени являющееся основной чертой шведских праздников, проводимых в середине лета

Праздник в середине лета был более веселым, когда на всех мысах и вдоль берега зажигали костры, всю ночь не прекращались танцы, и даже самые юные мальчики наедались лепешек и напивались эля до такого состояния, что не могли ходить. Ночь была короткой, ее явно не хватало для веселья и любви, и слишком скоро солнце вставало во всей своей красе и величии, давая сигнал к началу жертвоприношения приготовленных для этой цели животных.

Самые богатые жертвоприношения, конечно, имели место во время сбора урожая, когда ночь и день опять становятся равными и на пороге стоит зима. Это время убоя скота, овец и свиней, чтобы сделать запасы на зиму. В это время столы для приношений, установленные возле храмовой рощи, ломятся от даров богу солнца, давшему людям хороший урожай. Люди несли рыбу и мясо, колбасу, яблоки и зерно, блюда с орехами и ягодами, сыры, чаши с молоком. После того как бог и его жрецы берут свою долю, начинается всеобщий праздник, который запоминается людям надолго.

Но больше всего дети любили святки[31], зимний день, когда колесница солнца опять начинает подниматься в небо, а ночное путешествие солнца под землей с запада на восток сокращается. В это время долину покрывает глубокий снег, от мороза трудно дышать, и торжество проводится в защищенных от непогоды домах. В день праздника жировые лампы и центральный очаг горят весело и ярко, а от скота в коровнике, расположенном за тонкой перегородкой, в доме тепло и уютно. Все, включая богов и скот, в этот день наедаются до отвала. Люди готовят распространяющее умопомрачительные запахи тушеное мясо с ячменем, пшеничные лепешки и яблоки в сладком эле. А закутанные до самых глаз жрецы провозят установленную на сани колесницу солнца по деревне, останавливаясь у каждого дома, чтобы спеть старинные песни о возродившейся надежде и принять подарки божеству в благодарность за посланный знак, что даже самая долгая зима в конце концов закончится.

Шли годы, мальчики росли и уже начали поговаривать о том, чем займутся, когда станут взрослыми. Их беседы обычно сводились к путешествиям далеко-далеко, а более робких ребят, которые предлагали остаться в деревне, чтобы ловить рыбу и обрабатывать землю отцов, жестоко высмеивали. Самые смелые мечтали наняться на торговое судно и, плавая на нем, посмотреть мир или поступить на службу к царю и завоевать славу на поле сражения. Распространенность той или иной мечты зависела от недавних событий.

Много лет царь посещал долину во время летнего переезда из своего жилища на севере. Первым знаком, предвещавшим прибытие высокого гостя, было появление конного гонца, которым всегда был молодой человек в великолепном алом домотканом плаще. Мальчишки во все глаза глядели на его богатые бронзовые украшения, невиданную застежку плаща и массивные кольца на запястьях и на шее. Но самым большим чудом для них был меч на боку. Старики же отмечали, как уверенно юноша держится в седле, и вспоминали времена, когда лошадь считалась слишком горячей, чтобы на ней можно было ездить верхом, и предназначалась только для колесниц. Правитель выезжал к началу долины, чтобы встретить своего господина, и вскоре после этого на дороге появлялся кортеж. Зрелище захватывало дух: колесницы, конные паланкины царицы и ее дам, эскорт, пешие копьеносцы и меченосцы. Развевались флаги, блестели на солнце медь и золото. С каждым годом в царской свите появлялось все больше бронзовых аксессуаров, мечей и даже небольших щитов. Жители деревни, хотя и не стремились к показной роскоши двора, теперь стыдились простеньких кремневых кинжалов, которыми когда-то гордились. Их жены, все без исключения посетившие банкет в доме правителя (они или сидели за столами для простолюдинов, или помогали на кухне, или прислуживали за столом), вернувшись, рассказывали об изысканных украшениях царицы и ее дам, о прибытии следующего судна и хороших ценах, которые давали – в бронзе – за янтарь.

Когда царь уезжал, не было ничего необычного в том, что с ним деревню покидали двое или трое юношей, нанятых на службу кем-то из придворных. Но больше всего юношей покидало деревню, когда к берегу приставало торговое судно.

Древние шведские художники и их восточные коллеги (см. рис. в главе 1 первой части) по-разному решали проблему изображения групп лошадей, тянущих транспортное средство. Легкая колесница на конной тяге с двумя колесами со спицами существенно отличалась от тяжелой шумерской колесницы, которую тянули ослы семью веками раньше

Это случалось отнюдь не редко. Раза три, а то и четыре в год во фьорд заходила галера и приставала к берегу возле сараев для лодок. Чаще всего это были местные суда, хозяева которых жили выше или ниже по берегу, плавающие на небольшие расстояния на Балтику, или в Данию, или на север вдоль побережья Норвегии. Но иногда заходили и чужестранные суда, капитанами которых были коренастые черноволосые люди, говорящие на непонятном языке, – они прибывали из Англии, Испании или даже более далеких земель. Их команды были весьма разношерстными, говорившими на половине существующих европейских языков и даже на берберском наречии Северной Африки. Но всегда на них были и свои люди, и не обходилось без радости, когда мужчины, покинувшие деревню несколько лет назад, возвращались, открывали свои морские сундуки и демонстрировали богатства, полученные путем хитроумных сделок на заморских базарах.