Книга Конан Дойл - Максим Чертанов

«Михея Кларка», как мы помним, упрекали в отсутствии любовной интриги и интриги вообще. Доктор Дойл отчасти «исправился»: любовная линия в «Белом отряде» есть, и, кстати, очень симпатичная, так как автор, рассказывая о любви Аллейна Эдриксона и Мод Лоринг, не старался рисовать картины эпохи, а передавал непростые отношения между набожным парнишкой, вышедшим из монастыря, и резкой девушкой с мальчишечьими ухватками. Вроде бы появился и конфликт: между добрым Аллейном и его злым братом. Но этот конфликт декларируется, а не изображается. В начале романа этот злой брат прогнал Аллейна, в середине о нем вообще не упоминается, а в конце он ни с того ни с сего взял да и помер. Взаимоотношения между «добрыми» героями, которые в «Михее Кларке» хотя бы поначалу складывались не совсем гладко, упростились до предела. Опять – едут, едут... Доедут до перекрестка – посражаются с кем-нибудь, едут дальше – еще побьются... В «Михее Кларке» с его необычными героями, остроумными диалогами и простодушно-обаятельным стилем было какое-то обещание – обещание, которое не сбылось. «Войны и мира» не получилось. И миф не создался. Получился опять довольно стандартный образец приключенческого чтения, нудноватый для современных детей, слишком наивный для современных взрослых.

Есть, однако, категория взрослых людей, не склонных к романтическому остросюжетному чтению, которым «Белый отряд» доставит большое удовольствие. Это те, кто не питает любви к служителям церкви. Как и в «Михее Кларке», доктор Дойл уделил немало места разоблачению лживых попов и бездельников-монахов и, надо признать, разнес их в пух и прах блистательно и остроумно.

На страницах мемуаров, посвященных «Белому отряду», Дойл написал, что холмсиана незаслуженно затмила его серьезное творчество, то есть историческую романистику, и если б не Холмс, писатель Конан Дойл занимал бы более значительное место в литературе. Набоков по этому поводу сказал следующее: «Я не Конан Дойль, который из снобизма или просто из глупости считал своим лучшим произведением историю Африки, полагая, что она стоит гораздо выше, чем истории о Шерлоке Холмсе». Воля Ваша, Владимир Владимирович, называть простодушие глупостью, но уж снобизма-то никакого не было. Просто доктор, как и многие писатели, затевающие книги «с тенденцией», уж очень заботился о читателе – картины ему рисовал, в каждую детальку носом тыкал, все разъяснял, где белое, где коричневое, – а такая забота, как правило, идет в ущерб тексту. Спор этот старый и никогда, наверное, не кончится: одни писатели непременно хотят обучить человечество разным хорошим вещам – патриотизму, любви к ближнему, вегетарианству, веротерпимости, – и все время терзаются мыслью, как им обустроить Британскую империю или какую-нибудь другую страну. Другие же полагают, что все эти достойные занятия не имеют ни малейшего отношения к искусству и просто идут себе свободной дорогою, куда свободный ум их ведет, предоставляя человечеству решать его проблемы как ему заблагорассудится. Время, как правило, показывает, что по-своему правы те и другие: великими становятся представители как первой, так и второй категории. Наш «развлекательный» Конан Дойл принадлежал скорее к первой. В сущности, он всю жизнь был проповедником и развлекательность путал не столько с познавательностью, сколько с проповедью. Его первой проповедью был «Михей Кларк». В «Загадке Клумбер-холла» он делился с человечеством своими недавно обретенными познаниями о буддизме. В «Белом отряде» он продолжал проповедовать. Он будет заниматься этим в своих художественных текстах регулярно, пока не перенесет свои проповеди в чистую публицистику.

С тем, что холмсиана затмила все остальное творчество Дойла, никто спорить не станет. И даже с тем, что затмила незаслуженно, тоже можно согласиться. Но является ли именно серьезная историческая проза тем, что заслонил Холмс? По нашему мнению – нет. Скорей уж он затмил то другое, что великолепно давалось доктору Дойлу – готику. Нет, Конан Дойл никогда не написал бы «Войны и мира». Но он легко мог написать «Дракулу». Быть может, живи он в наше время, он бы написал «Кристину», «Сияние» и «Зеленую милю».

В любой биографии Конан Дойла можно прочесть, как, завершив работу над «Белым отрядом», он запустил ручкой в стену (чернильные брызги оставили большую кляксу) и воскликнул, как делают современные американцы в кино: «Я сделал это!» Сестре он написал о своем труде: «Первая половина очень хороша. Следующая четверть – удивительно как хороша, а последняя четверть – опять очень хороша». Несмотря на то что Джеймс Пейн ранее забраковал «Михея Кларка», Дойл вновь отправил рукопись прежде всего ему. На сей раз роман очень понравился – именно Пейн назвал его лучшим историческим романом со времен «Айвенго».

Почему Пейн отверг «Михея» и восхищался «Белым отрядом»? Ответить на этот вопрос так же сложно, как и объяснить, почему издатели отвергали «Капитана „Полярной звезды“» и приняли его близнеца «Хебекука Джефсона». Издатели нередко отвергали одну книгу какого-нибудь писателя, но принимали другую, а потом оказывалось, что и первая годится. Возможно, «Белый отряд» понравился Пейну потому, что был выстроен более классично, с любовным сюжетом; возможно, на него произвела впечатление большая пафосность этой вещи по сравнению с «Михеем»; возможно, XIV век показался ему экзотичнее и интереснее XVII. Не исключено, впрочем, и другое: после того как американец Стоддарт показал, что считает Конан Дойла «ценным кадром», способным приносить прибыль, Пейн побоялся просчитаться и упустить выгодного автора. Без Маркса тут не обойтись: «Писатель является производительным работником не потому, что он производит идеи, а потому, что он обогащает книготорговца, издающего его сочинения...» Так или иначе, «Белый отряд» был сразу же принят для публикации в «Корнхилл».

1890 год вообще оказался для доктора Дойла очень удачным: у Лонгмэна вышел сборник рассказов «Капитан „Полярной звезды“ и другие истории», включавший ранее публиковавшиеся рассказы – это был первый авторизованный сборник Дойла, – а издательством «Чатто и Уиндус» был наконец-то опубликован «Торговый дом Гердлстон». Неожиданно появился дополнительный заработок и по медицинской части: поскольку в Англии недоставало военных врачей, то стали зачислять на военную службу (несколько часов в день) врачей гражданских, платя за это примерно один фунт в день. Работа была несложная, желающих много, вакансий мало. Дойл не стал выдвигать никаких условий, был согласен на любую работу и потому место получил. Синекура продлилась недолго, но обогатила доктора разными забавными впечатлениями. Мэри Луизе исполнился год, она была здоровым и крепким ребенком. В 1890-м портсмутская футбольная команда претендовала на кубок графства Хэмпшир, но проиграла полуфинальный матч; защитника «А. К. Смита», однако, заметили и пригласили выступать за сборную графства. Доктор был счастлив. Он говорил, что у него никогда не было личных амбиций и простые вещи всегда доставляли ему в жизни больше всего удовольствия. «Простые вещи» – это работа, жена, маленькая Мэри Луиза, футбол, крикет, политика. И вдруг он посреди этого счастья взял да и перевернул всю свою жизнь.

В октябре 1890 года немецкий микробиолог Роберт Кох, профессор Берлинского университета и директор Института гигиены, объявил, что готов представить доклад об открытии туберкулина – вещества, продуцируемого туберкулезной бациллой и способного излечивать туберкулез. От чахотки в XIX веке умирало огромное множество людей, зачастую совсем молодых. Умерла молодой и Элмо Уэлден, девушка, в которую был когда-то влюблен Артур. Доктор Дойл никогда не интересовался туберкулезом профессионально, более того, в мемуарах он написал, что «никогда особенно не интересовался последними достижениями в области своей собственной профессии и был глубоко убежден, что значительная часть так называемого прогресса – не более чем иллюзия». Высказывание на первый взгляд ужасно странное для человека, который а) обожал всяческий прогресс и б) постоянно испытывал на себе с риском для жизни новые лекарства. И тем не менее оно свидетельствует не о ретроградстве доктора Дойла, а лишь о наличии у него большого количества здравого смысла.