Книга Солнце на дороге - Андрей Максимов

— Секта, что ли, такая?

— Чего? — не понял Малко.

— Эти люди молятся какому-то своему богу или богам, да?

— Кому молятся эти люди, мне неизвестно. — Малко помолчал и добавил: — Но я думаю, любая молитва в конце концов доходит до Сварога. Куда ж ей еще деться?

Полковник почувствовал на плече чью-то руку.

Сзади стоял высокий седой мужчина с лицом хорошего человека. Антошин совершенно твердо знал: есть такие люди — их, увы, не так много, — на лицах которых написано, что они не могут совершить подлость.

Антошин сразу назвал его Седой.

— Вы опоздали на молитву? Почему же вы не присоединитесь теперь? — спросил мужчина, обнажив в улыбке ровный ряд белых зубов.

Малко заволновался:

— Ты понимаешь, о чем он спрашивает?

Услышав непонятную речь, мужчина снова улыбнулся, пожалуй даже еще более приветливо:

— Вы — чужестранцы? Не страшно. Присоединяйтесь к молитве. Поговорите с богами, которым верите вы. У каждого человека свои боги. Отчего бы не поговорить с ними?

Антошин перевел эти слова Малко.

— Я не знаю, как разговаривать с богами, лежа на воде с такой штукой в руках, — испуганно прошептал Малко.

Эти слова Антошин переводить не стал. Но мужчина сам догадался, что волнует мальчика.

— Бояться не нужно — это же не испытание. Просто молитва. Отчего бы вам не попробовать?

Выбора не оставалось.

Антошин и Малко подошли к самой воде.

Мужчина, по-прежнему улыбаясь, вручил им по свече.

Полковник и мальчик вошли в воду.

На их приход никто не обратил внимания.

Полковник огляделся.

Люди медленно плыли, держа в руках странные свечи и глядя в небо. Их губы шевелились: люди разговаривали со своими богами. Или со своим богом. Кто ж их разберет?

Они плыли очень близко друг к другу, но каждый — сам по себе. Никто не смотрел на плывущего рядом.

Вскоре и Антошин перестал обращать внимание на происходящее вокруг. От того, что голова была погружена в воду, возникал странный и очень сильный эффект.

Исчезли все внешние звуки, а вместе с ними и весь мир. Перед глазами краснело рассветное небо. Казалось, кроме Антошина и этого неба, на свете ничего больше не существует.

Взамен звуков внешнего мира пришел гул, который появляется всегда, когда лежишь головой в воде. Этот гул принадлежит одному тебе, и никому больше. Любой твой собственный шепот — да что там шепот! — щелканье языком, даже вздох, казалось, грохотом разносится по всему миру. Ты прекрасно понимаешь, что тебя не слышит никто, но ощущение рождается, будто слышат все.

И конечно, Бог.

Никогда еще Антошин не был так близок к небу, как в эти утренние часы на неведомом озере среди незнакомых людей.

«Почему люди никогда не молятся в воде? — подумал Антошин. — Или молятся, но я не знаю… Когда голова погружена в воду, и этот странный гул, и небо над головой… Невозможно быть ближе к Богу, чем в эти минуты».

Полковник не удивился, когда на его не заданный вслух вопрос ответил Голос. Пожалуй, было бы странно, если бы Голос не появился в эти минуты.

Голос говорил, как всегда, тихо и спокойно, обращаясь из ниоткуда только к нему, полковнику Николаю Васильевичу Антошину:

— Неужели ты еще не понял, что Бог — один? Нет новых богов и старинных. Нет истинных богов и неистинных. Нет старых богов и молодых. Бог один. А вот пути к нему — разные.

— Отчего же люди не хотят использовать этот путь — молитвы на воде? Вода отсекает реальность. Ты остаешься один на один с небом, с Богом. Почему люди не используют этот путь?

— Люди вообще движутся к Богу подчас очень странными, замысловатыми, необъяснимыми путями. Бывает даже, что они говорят, будто идут к Богу, направляясь на самом деле совершенно в иную сторону.

Смола капала на руку. Поначалу это раздражало, но вскоре полковник привык: внизу — прохладная вода, сверху — капельки горячей смолы. Боли не чувствовалось.

Полковник вдруг понял, что если и просить Бога о чем-то, то именно сейчас, здесь. Надо просить. Но о чем?

Просьбы почему-то не рождались.

В минуты такого единения обращаться с просьбами казалось абсолютно невозможным, даже каким-то пошлым: встретил Бога — и сразу с просьбами.

Спрашивать было куда проще и естественней.

И он спросил:

— Ты мне поможешь?

Ему никто не ответил.

Постепенно небо из красного превращалось в голубое.

Гулкая тишина, стоящая в ушах, завораживала. Уже даже плеска воды не слышалось.

— Пожалуйста, помоги мне…

— Слушай дорогу и правильно выбирай людей. Вот и всё. Если ты слышишь дорогу и правильно выбираешь людей, ты становишься непобедимым. Дорога, если ее слушать, обязательно выведет куда надо. А люди, если их правильно найти, всегда помогут.

— Почему дорога всегда выведет куда надо? Почему?

— Потому что дорога — от Меня. Всё, что Я могу дать человеку, — это дорогу. Но часто человек предпочитает слушать не дорогу, а самого себя и выбирать пути, которые больше нравятся ему, а не Мне. Помни: человека не предаст дорога, если он не боится ее слушать, и люди, если они выбраны верно. Все остальное может предать.

— А сам себя человек тоже может предать?

— Сам себя человек предает постоянно. Не знаю уж почему, но это вообще любимое занятие людей — предавать самих себя.

Свеча в руке уже почти догорела.

Как это уже было, Антошин не понял, а ощутил — Голос исчез.

Как много в этом мире у Антошина происходит впервые! Вот и сейчас он впервые в жизни пожалел, что любая молитва имеет окончание.

Полковник перевернулся на живот и нащупал ногами дно.

Рядом с ним стоял в воде Малко.

Больше рядом не было никого. Все люди сгрудились на берегу. Они явно были взволнованы, перешептывались о чем-то, показывая в сторону озера.

Антошин даже повертел головой, чтобы понять, куда это все смотрят, пока не понял: смотрят на них.

От людей отделился Седой и произнес торжественно:

— Вот два человека, которые осквернили нашу молитву! Они пришли сюда, чтобы оскорбить нас! Они присоединились к нам, хотя и не верят нашим богам! Это враги, и мы должны решить, что теперь с ними делать.

«Какой же из меня плохой физиономист! — расстроился Антошин. — Неужели не ясно: если человек все время улыбается, он не может быть искренним?! Прав был Голос: надо внимательнее выбирать людей, а я вот этого совсем не умею».